Язык до Киева доведет… (2)

Все претенденты заинтересованы в том, чтобы отломить от Киева кусок пирога. Пока идет действие, некоторые наблюдают за происходящим из-за кремовых занавесок. После бесчисленного количества переворотов в городе всерьез и надолго устанавливается советская власть. Между делом она решает, что необходимо пройтись “пятилеткой по религии”, убрать некоторые храмы, так как они мешают движению трамваев, переименовать улицы, бульвары и площади, уничтожить кладбища, снести памятники царизму, обменять церковные святыни на зерно для голодающих, расстрелять священников и прихожан, вскрыть “истинное лицо попов и раввинов путем эксгумации мощей Печерских угодников”, перенести столицу из Харькова в Киев и разрушить исторический центр древнего города.

Величественное драматическое произведение после октября 1917 года вначале приобретает элементы оперетты, затем превращается в ораторию и под занавес становится трагикомедией-фарсом…

Действие второе

В дни празднования 900-летия Крещения Руси в 1888 году на торжествах по случаю юбилея звучали обращенные в будущее слова. Смысл речей сводился к тому, чтобы потомки умножили достояние поколений, которые неустанным трудом воздвигли Храм Веры. Наши предки мысленно представляли, каким прекрасным будет юбилей 1000-летия Крещения Руси.

“Мы идем с огнем и мечем, устанавливаем советскую власть. Я занял город, бил по дворцам и церквам, по попам, по монахам, никому не давал пощады!.. Сотни генералов, может, и тысячи были убиты беспощадно… Мы были бы в состоянии удержать взрыв мести, но не надо было этого, так как наш лозунг — быть беспощадным”, — хвастливо заявлял в 1918 году Муравьев.

Вот как зафиксировали события тех дней иеродьякон Евфимий и монах Вячеслав: “Днем 25 января были дерзкие нападения со стороны солдат на братию Лавры; затем вооруженные солдаты проводили грубый обыск в Лавре по келиям.

Вечером в 9 часов пять вооруженных солдат ворвались в покои киевского митрополита и священно-архимандрита Лавры Владимира, ограбили его и вывели из Лавры, как на распятие, для предания смерти. Тогда же, 25 января, и свершилось со стороны антихристов ужаснейшее злодеяние: пытки и убийство первосвятителя церкви Киевской”.

С 1918 по 1938 год в стране победившего атеизма закрылись двери 40 тысяч (!) культовых объектов православной церкви. При этом большинство из них стерто с лица земли. В эпоху “царствования” Никиты Хрущева еще 5 тысяч храмов были “переоборудованы” под клубы с киноустановками, амбары, склады минеральных удобрений…

В их числе оказались произведения высокого искусства, образцы архитектурного и художественного гения.

Весьма популярным мероприятием в дни празднования Светлого Воскресения Христова было коллективное сеяние свеклы (если позволяла погода). Бесплатные премьерные показы патетических кинопроизведений после ударного трудового воскресника, лекции с чтением газет, дни повышенной добычи угля, звездины новорожденных, передвижные антирелигиозные выставки, посещение музеев религии и атеизма и тому подобное также были неотъемлемой частью пропаганды…

В 1919 году главнейшая святыня православия — Киево-Печерская лавра — “в лице трудового коллектива монахов и насельников”, чтобы защитить от бесхозяйственности земельные угодья, создала сельскохозяйственную и ремесленно-трудовую общину.

В том же году произошло первое изъятие лаврских ценностей. Были разорены ризница Успенского собора и позолотная мастерская.

В период нэпа “монахи-предприниматели”, чтобы подтвердить свое существование, уже как налогоплательщики уплатили только за перерегистрацию 3 тысячи 160 червонцев.

Киевский губсобес “принял на себя” все движимое и недвижимое имущество обители.

8 марта 1922 года прекратилась деятельность Духовного собора обители, по сути, обозначающая гибель этой религиозной общины, а член ЦК КП(б)У товарищ Григорий Петровский, возложив полномочия на главу Киевского губкома партии и губисполкома товарища Яна Гамарника, подписал оплоту православия смертный приговор: “Постановление о передаче церковных ценностей в фонд помощи голодающим”. Один из пунктов документа наказывал принудительными работами и конфискацией всего имущества тех, кто возражал. Комиссию по конфискации лаврских ценностей возглавил заместитель наркома внутренних дел Серафимов. Чекист оказался опытным “изымальником”. Оклады икон, утварь, лампады, панагии, кресты и даже столовое серебро ушли “в небытие”.

Особенно трагичным для Лавры был день 27 апреля 1922 года. Тогда со знаменитой Чудотворной иконы Успения Божией Матери была варварски снята золотая, усыпанная бриллиантами и другими драгоценностями риза. За границей ее обменяли на сто вагонов зерна.

“Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь (1922 год. — Авт.) проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать”, — категорично высказался большой любитель Инессы Арманд, детей и кошечек Владимир Ильич Ленин.

Всеукраинский комитет охраны памятников искусства и старины (ВУКОПИС), верхушка которого размещалась в Харькове, к 1925 году, казалось бы, национализировал все, что осталось, и предложил создать на базе “бывшего оплота одурманивания трудящихся” Музей культов и быта “из реквизированных коллекций”.

В “осередок антирелігійної культури” попали предметы культа из Киевской духовной академии, Михайловского, Софийского, Флоровского, Никольского, Брянского и Случского монастырей, кюнц-кабинета Киевского университета, имущество многих киевских церквей, культовые предметы египетской старины из Всеукраинского исторического музея, собрание буддийских богов, золотые монеты боспорских царей, манускрипты греческих, еврейских, абиссинских, армянских, арабских авторов и даже клинописные таблицы и папирусы.

Самое удивительное, что в 1923—1926 годах фактическими хозяевами бывшей Лавры были представители инвалидного городка, протезного завода и политехнических курсов инвалидов. Их обитатели, “пользуясь случаем”, продавали “на сторону” церковное имущество, мебель, посуду…

“Поражает своим видом разрушающаяся Лавра, имеющая более 5 хозяев, которые не заботятся о ее ремонте. Состояние Лавры вызывает большой ужас, потому что эксплуатируют ее все, кому не лень. Так, монахи устроили ночлежку, где собирали 150—200 киевских босяков, взимая с них 5—10 копеек за ночлег. Частые кражи совершенно мешают планомерной работе, а избежать их можно лишь при условии полного освобождения Лавры от частных обитателей”, — рапортовал властям уполномоченный Наркомпроса Озерский 28 августа 1926 года.

Месяц спустя Совнарком УССР признал бывшую Лавру историко-культурным государственным заповедником и предложил устроить на всей ее территории Всеукраинский музейный городок. Правда, постройки передавались в ведение Народного комиссариата просвещения. Орган, не имевший ни малейшего понятия о культурных ценностях, за годы своего существования, а особенно в период, когда его возглавлял Владимир Затонский (1934—1938 гг.), уничтожил десятки тысяч культовых сооружений “за ненадобностью”. К счастью, на территории Лаврской обители разрушений в ту пору не было.

К 1930 году монахов, живших на территории Всеукраинского музейного городка (Киево-Печерской лавры), выселили. Во Владимирском соборе разместили филиал Музея религий и культов. Любой желающий мог войти под своды храма-памятника 900-летия Крещения Руси и осмотреть экспозицию, “изюминкой” которой была демонстрация обрядовой одежды шамана. Позже, во время подготовки к ликвидации собора Михайловского Златоверхого монастыря, сюда перевезли на грузовике раку с мощами великомученицы Варвары.

Бывших паломников вряд ли интересовала классовая сущность тематических выставок: “Монета на службе религии”, “Происхождение человека”, “Орудия религиозного обмана”. По старинке некоторые из них продолжали наведываться в Лавру, однако поколению юных безбожников их представляли как “сумасшедший отживший элемент”, помещали на них карикатуры в журналах “Безбожник” и “Воинствующий атеист”, на передвижных выставках.

В Трапезной церкви, объявленной “жалкой подделкой византийской архитектуры” (архитектор Николаев, скульптор Щусев, художники Ижакевич и Попов), установили маятник Фуко и разместили “образцовый уголок антирелигиозной пропаганды”. В нем бывшие богомольцы, а ныне экскурсанты могли прочесть, что “наилучшим образцом политических симпатий церкви может служить следующий пример: восставшие против гетмана в январе 1918 года арсенальцы остались без хлеба и потребовали у монахов его выдачи. Монахи решительно отказали, рабочие вынуждены были конфисковать весь хлеб у монастыря”. “Перетворимо осередки релігійної контрреволюції на вогнища соціялістичної безвірницької культури!”, “Боротьба проти релігії — боротьба за соціялізм”, “Релігія — опіюм народові. Маркс”, “Вище прапор світового Жовтня!” — такими лозунгами украсили вход в храм-памятник 900-летия Крещения Руси, бывший Владимирский кафедральный собор. Колокола храма сдали “на индустриализацию”. За трудодень по сбрасыванию и разбивке колоколов рабочему полагались полноценный горячий бесплатный обед, 100 граммов водки и 7 рублей 50 копеек. Кстати, в фонд соцстроительства с собора сняли даже медные ручки.

Выдубецкий монастырь превратили в “городок металлистов”. Дело в том, что на его территории существовал обширный старинный некрополь с большим количеством металлических надгробных плит. “Когда посещаешь этот монастырь, невольно вспоминаешь деятельность Союза воинствующих безбожников, направленную на закрытие и переделку культовых сооружений в культурные”, — отмечалось в прессе 1929 года.

Покровский женский монастырь стал рабочим поселком металлистов. Тогда же лишились куполов его многочисленные строения.

Удивительное время было! Вот заметка по поводу росписей Михаила Врубеля в Кирилловской церкви: “Здесь, к слову, нужно обратить ваше внимание на социальный состав “святых”. Как видим, благодаря подписям, это был типичный подбор в подтверждение классовой роли религии, здесь мы видим князей, бояр, представителей духовенства и ни одного рабочего”.

Когда молодой стране советов спешно понадобились деньги и золото, пошло на переплавку все: кресты и позолота куполов, перстни, жалованные царями, лампады, паникадила, оклады икон и священных книг (сами книги и иконы попросту сожгли). Золото сдирали с куполов, медь и бронзу — с дверных ручек, в железо превращали кресты с погостов, в бронзу — выдающиеся надгробные памятники.

Оскверненные таким образом храмы добивали не менее изощренно. Кирпич с разобранных колоколен и соборов использовался при строительстве школ. Автор этих строк учился в одной из них, построенной на нынешней улице Саксаганского на месте и из кирпича Мариинско-Благовещенской церкви.

Всего за период 1918—1923 годов по стране только из зданий церквей и монастырей было изъято не менее 10 миллионов памятников истории и культуры, предметов быта на сумму 10 миллиардов рублей в царских деньгах, а сами здания осквернены и позже в большинстве своем уничтожены.

Октябрьский переворот породил такое страшное явление, как антикультурная шизофрения. Началась она с массовых разгромов дворцов и усадеб, богатых имений. Красный петух мирового пожара, раздутого “на горе всем буржуям”, прошелся по сотням бывших дворянских владений.

“К чему вела апологетика насилия, классовой морали, религиозного, национального и нравственного нигилизма? — вопрошал исследователь Мосякин. — Ответ дает история: везде, где свершались такие ломки, естественное развитие культуры прерывалось”.

Были истреблены основные слои населения — носители культуры, ее становой хребет, размыты вековые традиции, устои быта, мораль; почти уничтожена Церковь, разрушены и осквернены тысячи национальных святынь, а оставшиеся очаги духовной жизни взяты под жесткий контроль.

Наш город — кладезь святынь — умирал особенно тяжело. В ноябре 1926 года нарком иностранных дел Чичерин отмечал, что “Киев своим внешним видом напоминает лучшие европейские города и оставляет впечатление настоящего столичного центра. Его правомерно признают вторым культурным центром Советского Союза и первым культурным центром Украины”.

После принятия решения о переносе столицы в Киев, началась настоящая вакханалия. Харьков, перешедший в разряд провинциального города, начал ветшать. Киев, куда переехало огромное количество совслужащих из “первой столицы”, постепенно начал приобретать черты города с “индустриальным пейзажем”.

Так, например, на месте бывшей усадьбы Десятинной церкви (храм разобрали, останки Крестителя Руси князя Владимира и княгини Ольги вывезли вместе со строительным мусором на свалку) в 1937 году возвели помпезное совковое здание. Теперь в нем Национальный исторический музей.

На месте другой разрушенной святыни — Трехсвятительской церкви — нынче возвышается грубое здание Министерства иностранных дел. Взамен гордости православных — Михайловского Златоверхого монастыря десятилетиями были теннисные корты и площадка для выгула собак.

Разобрав Георгиевскую церковь, построили огромный дом для нужд Наркомата связи, наглухо закрыв тем самым перспективу — проезд от Золотых Ворот в Софию Киевскую. Да и сам собор был почти обречен. Говорят, что отстояли его французы, напомнившие советскому правительству, что строил его Ярослав Мудрый — отец Анны Русской, королевы Франции.

Многие церкви уничтожались с целью реконструкции улиц и площадей. Так, например Иоанно-Златоустовская (Железная) церковь, стоявшая на Галицкой (Победы) площади… мешала движению трамваев! Теперь вот и до трамваев добрались, вытесняя их чадящими гарью и копотью автобусами.

Церковь Сретения на Львовской площади убрали “для расширения местности”.

Церковь Николы Доброго завалили, памятуя о ее репутации “защитницы и покровительницы странствующих паломников”.

Невероятно, но не пощадили даже фонтан Самсон. Он-то в чем провинился? Павел Постышев, осматривая Киев, приказал председателю горисполкома Рыжкову “ликвидировать киоск”. С чем и управились всего за ночь.

На той же Контрактовой площади безвременно пала церковь Успения Богородицы (Пирогощая), простоявшая девятьсот лет.

Для нужд Высшего военно-морского политического училища освободили территорию, а по сути, убрали Братский Богоявленский собор — шедевр архитектуры украинского барокко. Останки гетмана Сагайдачного вывезли на мусорную свалку.

Я привел здесь лишь малое число киевских храмов, павших в безумные тридцатые годы. Все они в бытность свою служили притягательной силой для сотен тысяч паломников, посещавших Киев, в среде которых и зародилась знаменитая поговорка “Язык до Киева доведет!”

Всего же в нашем городе пало от рук большевиков 150 культовых сооружений Православной церкви.

Вечная им память!

Эпилог

“Господи, прости нас грешных! Прости нас, в глухом беспамятстве растоптавших и предавших забвению святыни предков наших. Прости нас, озлобленных, жестоких и не помнящих родства. И да оживут церкви и храмы Твои”. (Святой митрополит Петр, Чудотворец)