В те годы внимание к проблемам борьбы с беспризорностью и безнадзорностью подростков было особенное — благодаря обращению в январе 1935 г. педагога-писателя А.С. Макаренко к М. Горькому, в котором он правдиво рассказал о катастрофическом положении дел во вверенных ему учреждениях. Реакция Горького была жесткой; именно благодаря его инициативе в повестку дня заседания Политбюро ЦК КП(б)У от 7 апреля 1935 г. включен пункт «О детских колониях им. Петровского и им. Горького». Прецедента ранее не было — вопрос не настолько глобальный, чтобы рассматривать его даже в Совнаркоме, не говоря про Политбюро ЦК; тем не менее, одним из докладчиков по этому вопросу был сам Постышев. Любопытно то, что это слушание в Киеве состоялось до принятия союзных документов; Совнарком и ЦК ВКП(б) принимают 31 мая 1935 г. постановление о ликвидации детской беспризорности и безнадзорности; НКВД СССР 7.06.1935 г. выпускает приказ №071, которым определён порядок применения этого документа в органах, образованы Отделы трудколоний.
Всё это позволяет говорить нам о А.С. Макаренко как об основоположнике преобразований в органах исполнительной власти, направленных на преодоление детской преступности.
I
В Киеве, в структуре Отдела ТК НКВД УССР было создано пять отделений – организационное, учебно-воспитательное, производственное, ФПО, а также отделение снабжения и сбыта. Структура Отдела таким образом полностью копировала ОТК НКВД Союза ССР. Это было нарушением Приказа 071: в соответствии с ним, в НКВД союзных республик должно было быть только 3 отделения. Однако то, что структурой, а, следовательно, и комплектацией ОТК, занимался лично нарком В.А. Балицкий – только он мог ввести в структуру ОТК НКВД УССР дополнительные должности, объясняет многое. В том числе и принятие в штат центрального аппарата НКВД на должность начсостава А.С. Макаренко – беспартийного, 47 лет, холостого, у которого гражданская жена – из польских дворян, выбывшая из партии большевиков в 1933 г.; его родной брат Виталий – офицер царской, позже белой армии, деникинец, бежавший за рубеж и проживающий во Франции… Все эти факты Макаренко не скрывает при заполнении «Анкеты специального назначения работника НКВД». Всё это происходит в период появления в советском обществе разнообразных „врагов“ – после убийства С.М. Кирова. Даже по одному из перечисленных признаков Макаренко не мог быть принят в центральный аппарат НКВД. Тем не менее, 1.07.1935 г. Макаренко назначен приказом Наркома на должность помощника начальника Отдела–начальника учебно-воспитательного отделения. Не последнюю роль, конечно, сыграло и решение высшего органа партийной власти Украины, принятое после обращения Макаренко в адрес Горького.
II
Вышеизложенными обстоятельствами также объясняется тот факт, что Макаренко уже спустя три недели после приезда в Киев получает квартиру: 19 июля Г.С. Салько пишет своему сыну Льву, студенту Московского института, что семья „в прекрасном месте получила квартиру: три комнаты, отдельная квартира“. Речь идет о квартире № 21, площадью 53 кв.м., на последнем этаже в доме НКВД возле Владимирского собора, на улице Леонтовича, 6, построенного в 1934 году (современный адрес – Леонтовича, дом 6а, кв.22).
Документального свидетельства о моменте вселения не имеется, но, судя по соответствующим пометкам на полях рукописи 3-ей части «Педагогической поэмы», Макаренко писал главы «Гопак» и «Преображение» между 30 июля и 17 августа 1935 г. или в своем служебном кабинете – до и после, но не во время работы – или в одном из парков г. Киева. Пометка „дома“ на полях рукописи впервые появляется 18 августа.
Из этого можно сделать вывод, что семья въехала в квартиру по улице Леонтовича в середине августа.
III
Свой переезд из Харькова в Киев сам А.С. Макаренко расценивал исключительно как, во-первых, возможность спокойно закончить «Педагогическую поэму» — ритм жизни в коммуне им. Дзержинского не позволял это, и, во-вторых, как трамплин для переезда в Москву. Вряд ли он делился этим с Наркомом, но об этом свидетельствует его переписка с Горьким, контакты с редакторами московских журналов, письма Галины Стахиевны к сыну. Так 31 августа 1935 года Галина Стахиевна отправляет письмо сыну с нового киевского адреса: „Мы по-старому живем, чувствуем себя временно живущими в Киеве, и поэтому нет ощущения уюта и покоя. Мне уже так хочется жить, зная, что это надолго. Надоело вечное ощущение, что жизнь временная“. Если сын Галины Стахиевны в киевской квартире не жил – учился в Москве, а летом отдыхал у моря, то племянница Макаренко Олимпиада поселяется вместе с ними и учится в киевской школе.
В соответствии с Постановлением ЦИК СССР, СНК СССР «О квартирной плате и мерах к урегулированию пользования жилищами в городских поселениях» от 4 июня 1926 года Макаренко платили за квартиру примерно 70 рублей. Иными словами, отдельное жильё могли себе позволить не все; число коммунальных квартир было определяющим. Школьный учитель получал тогда чуть более 200 рублей в месяц. Для сравнения — А.С.Макаренко в июне 1936 г., сославшись на занятость, отказался от 25 000 рублей, предлагаемых ему за сценарий фильма о Томе Сойере на Киевской кинофабрике.

IV
Новоиспеченные киевляне вскоре наняли домработницу Оксану, которая, однако, больше разбиралась в музыке, чем в стряпне. С ней Галина Стахиевна вела дискуссии о творчестве Шаляпина и Бетховена; Оксана не принесла хозяйке ожидаемого облегчения — желанием Г.С. Салько было перевезти из Харькова свою любимую кухарку Марфу Петровну. Об этом идет речь в письме к сыну от 31 августа 1935 г.: „У меня есть уже работница, но она меня не удовлетворяет. Я все-таки скучаю без своей Марфы, к которой привыкла, а для меня это в выборе работницы играет большую роль. Написала мне Марфуша, что может приехать, [но] что-то у нее там переменилось. Пока не знаю, жду ответа на свою ноту. Но хорошо уже то, что мне не приходится самой готовить обед, а так, в остальном, так как работница приходящая, то возни хватает“. С учетом того, что все реплики по этому поводу были выслушаны и воплощены в жизнь А.С. Макаренко, 9 сентября Галина Стахиевна ликует: „… вчера приехала наша Марфуша из Харькова, и я вздохнула свободно“. Марфуша поселилась на 12-метровой кухне; планировка просторной квартиры – так считала Галина Стахиевна, это позволяла.
Квартира в доме на Леонтовича 6а, действительно, позволяет сделать вывод о достаточно комфортных условиях, созданных НКВД для писателя-педагога: три комнаты, две из которых изолированных, с высоким – 3.70, потолком, балкон, огромная кухня. Подъезд круглосуточно охранялся чекистами; для несения охраны было выделено специальное помещение с отдельным ходом на первом этаже. В истории макаренковедения эта страница почему-то обойдена вниманием, хотя при советской власти возможность посетить ставшую теперь объектом частной собственности квартиру педагога-писателя была более реальной.
Находясь в квартире, понимаешь, что домработницы были нужны не только для приготовления обедов на плите, топившейся дровами, но и походов по рынкам – карточная система хотя и была отменена в сентябре 1935 года, однако продовольственная проблема существовала. Главное в том, что, как писала Г.С. Макаренко 21 марта 1936 г., «…меня в Киеве страшно угнетает пятый этаж без лифта, мне очень трудно карабкаться на этажи». Для сердечника Макаренко это тоже было тяжким испытанием. Лифт в доме на Леонтовича ввели в эксплуатацию только перед войной.

V
Литературная работа остается для Макаренко главной; ни дня без строчки – этот лозунг всецело может быть отнесен к педагогу-писателю особенно в период пребывания его в Киеве. В сентябре 1935 года он отсылает на рецензию М. Горькому третью, окончательную часть «Педагогической поэмы». Вот почему бытовые проблемы его не интересуют, а перипетии на работе — в Отделе ТК, раздражают, отвлекая от литературы.
После завершения работы над «Поэмой», Макаренко пишет в изобилии … доклады и справки в Отделе. Светлым пятном стало написание брошюры «Методика организации воспитательного процесса», и – «Книга для родителей», начатая на Леонтовича. Однако командировки и отчеты остаются главным делом.
„Хуже всего то, что литературной работой решительно некогда заниматься. Начал писать учебник истории и дело пошло неплохо, из этой работы тоже вырвали“.
VI
Отношение киевской организации писателей к члену СП с 1934 года Макаренко оставалось неоднозначным. Не исключено, что «квартирный вопрос» повлиял на это: в возводившемся неподалёку «стройкопе «Ролит», предназначавшемся для писателей, по адресу Ленина 68, на 56 квартир жилой площадью 2403 кв. метра» въехали П.Тычина, М.Рыльский, В.Сосюра, Н.Бажан, А.Корнейчук, А. Малышко, О.Гончар, М.Стельмах, А.Копыленко, Ю.Яновский, И.Микитенко, И.Кочерга, Л.Первомайский, А.Головко, Б. Антоненко-Давидович и другие деятели, стоявшие у истоков новейшей украинской литературы; десятки их коллег также претендовали на это жильё. А.С. Макаренко, получивший квартиру на Леонтовича, вызывал пересуды и раздражение в огромной очереди бесквартирных писателей и поэтов. Педагога-писателя довольно странно воспринимали и на заседаниях ССПУ – за его некоммуникабельность, как бы теперь сказали, и вообще относились к нему предвзято. Более того, подковёрная борьба, стремление преподнести свои заслуги и умалить значение иных, и в ту пору было, как нам кажется, основным в работе донельзя политизированных письменников.
В НКВД тоже сгущаются тучи. После ареста начальника Отдела Ахматова Л.С. и выступления педагога-писателя на выпуске в Куряже, Макаренко становится предметом пристального внимания со стороны своих коллег – Управления государственной безопасности. Он вынужден написать рапорт об уходе; в противном случае, его ждет судьба его репрессированных коллег по Отделу.
VII
Освободившись от нудных обязанностей в Отделе, Макаренко занимает странную должность в Броварской колонии – при действующем начальнике становится консультантом с большими полномочиями. Однако, тут же выдворяется из номенклатуры; квартира на Леонтовича передается другому чекисту. Теперь он занимает две комнаты в коммунальной квартире на улице Николаевской (дом не сохранился) – без центрального отопления, с общей кухней. Только переезд в Москву, в собственную квартиру в Лаврушинском переулке, позволяет ему, наконец, заняться литературным трудом, к которому он стремился последние пятнадцать лет.
* * * 
Не жажда сенсаций двигала нами, не авантюрная возможность проникнуть в частную жизнь человека, чья педагогика была определяющей не только для нашей страны в течение более чем полувека. Представить А.С. Макаренко как обывателя, со всеми житейскими проблемами вовсе не означает унизить или опорочить его как выдающегося педагога или как писателя. Дьявол кроется в деталях; именно нюансы позволяют нам сегодня с ещё большим почтением относиться ко всему, чего достиг на своём жизненном пути этот замечательный человек, состоящий из плоти и крови, а вовсе не из бронзы и педагогических афоризмов.