1) Международный скандал в связи с подделками и похищением музейных шедевров (картин Николая Глущенко), переданных прежним руководством эстетам из Кабмина. 

2) Недавнее громкое увольнение титулованного директора Анатолия Мельника. 

3) Разгар судебных тяжб, инициированых г-ном Мельником против Минкульта. 

4) Ожидающиеся (примерно в июле-августе) минкультовские итоги смотра достойнейших, то есть основных кандидатур на должность директора музея. 

5) А еще не за горами глобальное обновление (реставрация) музейного здания. А это значит: новые бюджеты и очередные «сюжеты»…

Чтобы не впадать в публицистическую моноголословность — в отношении популярной арт-институции — решили дать возможность высказаться многим. Основную экскурсию по «минным полям» проведет нынешний и.о. директора Национального музея. Содокладчиками выступят другие непосредственные участники «музейного дела». (Жаль, конечно, что в этом случае экспонаты безмолвны.) 

* * * 

Через два года Национальный художественный мог бы радостно вывесить на своем фронтоне растяжку: «Нам — 110 лет, но все только начинается!» Как известно, официальное открытие и даже освящение этого музейного учреждения состоялось в 1904-м (в декабре). В то время нынешняя институция имела другую «шапку». Киевский художественно-промышленный и научный музей имени государя императора Николая Александровича. Как говорится, бьем челом царю-батюшке. 

Сам музей был основан раньше. Еще в конце XIX века. И у его истоков стояла украинская интеллигенция Российской империи. Тогда все это позиционировалось как «первый общедоступный Музей Киева». Здание создавалось по проекту московского архитектора Петра Бойцова (избрали неоклассический стиль). Доработку проекта взял на себя известный киевский зодчий Владислав Городецкий (фасадом занималась мастерская Элио Саля). Первая выставка в еще недостроенном помещении городского музея древностей и искусств состоялась в 1899-м. А через двадцать лет (1919-й), когда музей «национализировали» большевики, вывески стали меняться. Нынешняя «шапка» — Национальный художественный музей Украины — появилась в годы независимости (1994).

 — Историческое здание давно требует серьезной реставрации, так как музей не выдерживает нынешней нагрузки, — говорит в интервью ZN.UA и.о. директора Национального художественного музея Татьяна Миронова. — Сооружение старинное. Системы коммуникаций внутри не менялись десятилетиями. А еще, учтите, внизу проходят коммуникации (водоснабжение, теплотрасса). И все это, не дай Бог, в любой момент может прорвать! 

К сожалению, недавно уже были подобные тревожные прецеденты… 

При такой общей ситуации нет абсолютных гарантий сохранности шедевров. Поэтому для музейного хранилища нужны дополнительные площади. Причем безотлагательно. 

Предполагавшийся филиал (по улице Институтской, 3) давно отошел «в иные руки». Но ведь в аналогичных крупных художественных музеях других стран есть не два, а иногда двадцать два филиала. 

Позиция Анатолия Мельника по этому вопросу состояла в следующем: музею нужно 30—40 тыс. м2 общей площади (сегодня таковой только 8 тыс.). На мой взгляд, хотя бы на первом этапе, с целью предотвращения худшего, может быть и 20 тыс. м2. Только, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. 

Что бы ни говорили, но в городе есть приемлемые здания. (В случае реставрации нашего музея их можно переоборудовать под хранилище.) 

И есть люди, во всяком случае, со многими я уже говорила, которые готовы принимать по этому вопросу решения: в плане предоставления дополнительных площадей. 

— Вы говорите о реставрации. Дело нужное, но трудноподъемное. Учитывая сложность «начинки» музея, а также риски сохранности экспонатов (если придется мигрировать куда-либо в случае реставрационных работ). Впрочем, все может начаться и закончиться только разговорами о деньгах… 

 — Если бы вопрос был только в деньгах. Оказалось, одна из текущих проблем — пакет документов по музею. Эти документы «исчезли»… Безвозвратно… 

— Понятно, «куда» исчезают картины Глущенко (например). А документы? 

 — Когда приступила к исполнению обязанностей директора и началась подготовительная работа, оказалось… нет документов на землю. Нет паспорта памятника культурного наследия. Попросту нет документа, что это здание — памятник архитектуры. 

Нет и проекта реставрации (хотя о ней давно говорили). 

Нет проектов реставрации даже отдельных фрагментов музея. В частности, лестницы или скульптурных элементов на фасаде… 

И для того, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, сегодня надо доказывать, что музей не возник сам по себе, а это историческая и культурная ценность. 

— Что за этим стоит? Безалаберность? Или бесконтрольность со стороны государства? 

 — Мне бы не хотелось заниматься навешиванием ярлыков: кто виноват и т.п.? В данное время тем и занимаемся, что обновляем документацию. Как бы доказывая, что он не только де-факто, но и де-юре. 

— Если всерьез говорить о будущей реставрации, то хотя бы какие примерные сроки конца работ можно определить? 

 — При эффективной общей работе и при условии, что два института (которые и занимаются в нашей стране вопросами реставрации) СРАБОТАЮТ В СРОК, можно говорить о 2015-м. 

Вообще, я считаю, музей должен «консолидировать» вокруг себя эффективные советы и фонды. В музее есть наблюдательный совет (куда входят уважаемые люди). Но, уверена, необходим и эффективный попечительский совет. И в него должны войти люди, готовые помогать музею. Важна поддержка. Сейчас, разумеется, есть лишь договоры о намерениях… Но попечительский совет обязан влиять не только на экономическую жизнь музея, но и давать рекомендации по художественной части. 

— Взаимоотношение наших музеев с «донорами» и меценатами часто скользкий путь. Разве нет риска, что богатый человек, как бы «друг музея», в любой момент скажет: «Хочу эту картину себе на стенку! Потому что плачу…» 

 — Полагаю, эти коллизии — прошлое. Ну чего может требовать «друг музея» если, допустим, он сам известный коллекционер? Захочет выставить свое собрание в наших стенах? Почему нет? Захочет опубликовать свою работу в наших изданиях? Пожалуйста. Таким образом можно друг друга поддерживать. И подобное происходит за рубежом. 

Правда, людям, которые «там» инвестируют в музеи, в искусство, предоставляются весомые льготы в налогообложении. У нас, к сожалению, этого нет. По инерции у нас и музейных «друзей» иногда используют с одной целью: дай денег, а больше нам от тебя ничего не нужно! А почему не развивать общие образовательные программы? Организовывать совместные арт-акции? Как это происходит во всем мире на примере больших финансовых групп, которые идентифицируют себя с искусством, с конкретными музеями. Примеры известны. Международный швейцарский банк UBS постоянно поддерживает музеи. В частности, с музеем Соломона Гуггенхайма в Нью-Йорке у них подписан договор на пять лет. А британский музей Tate Gallery поддерживают из года в год более чем 50 коммерческих структур. 

— Сколько человек сегодня насчитывает штатное расписание Национального художественного? 

 — 118 человек. Из них 20 — «как бы» руководящий состав. Говорю «как бы», поскольку убедилась: подобного количества руководителей не нужно. Рушится сама вертикаль управления. Много начальников — мало ответственности. Трудно найти крайнего. 

При этом хочу подчеркнуть: коллектив музея замечательный. И его нужно беречь. Люди, которые работают на государственные зарплаты, — настоящие герои. 

Хотя и проблем накопилось много. Очевидно: нужно усиливать не «руководящий состав» (когда штат замдиректоров увеличился в три раза только за последнее время), а научный потенциал. Наверное, это многих удивит, однако в музее практически нет работников с научными степенями. Один «кандидат» на весь коллектив. Это удивительно. По меньшей мере. И говорит о том, что людей не стимулировали к научной деятельности. К интеграции в международное музейное сообщество. 

— А разве научные степени сказываются на посещаемости музея? 

 — В любом случае статистика посещаемости за последнее время не очень хорошая. Здесь много недоработок. Как в направлении рекламы, пиара музея, так и на уровне личных контактов музейщиков — с представителями институтов, школ, других образовательных и культурных учреждений. Не было системности.

— Помимо Глущенко, который стал «топом» для информационного поля, что сегодня вызывает наибольший интерес в Национальном музее со стороны иностранцев и наших соотечественников, неравнодушных к искусству? 

 — Разумеется, все экспонаты бесценны. Но одна из жемчужин, к которой действительно особый интерес, это украинский авангард рубежа XIX—XX веков (Кричевский, Бурлюк, Экстер). Безусловно, украинская икона XII—XIV веков. Один из древнейших и особо ценных наших экспонатов — икона XII века «Святой Георгий в житии». 

В любом случае нужно доносить до мирового сообщества абсолютную уникальность всех этих произведений. 

Планируем в следующем году выставку Пимоненко. Одна из его работ есть в Лувре. Надеюсь, вскоре ее увидят и украинцы. 

Порой обидно, когда в Киеве интереснейшая выставка, а на нее приходят в лучшем случае 50—70 человек!

— Ваше отношение к прецедентам, когда картины из собрания музея транспортируются в Кабмин, а затем… А затем может произойти все, что угодно. 

 — Сейчас подобной «практикой» многие напуганы. Но если Кабмин хочет показать у себя какую-нибудь работу из нашего собрания, то можно заказать качественную копию. А подлинник хранить здесь, в музее. 

…Ну а на Западе, это не секрет, даже самый именитый коллекционер, если он покупает полотно за 5 млн. долл. или за 500 тыс. долл., оригинал хранит а банке или в другом хранилище, а дома у него копия. 

— Ваша версия произошедшего с картинами Глущенко? Их украли-подменили в самом Кабмине? На пути к Кабмину? Еще на выходе из музея? 

 — Открыто уголовное дело. Так что не имею права что-либо комментировать. 

— Сегодня в Украине кипит арт-жизнь. Конкуренция обостряется. Нацмузей «щекочут локтями». С одной стороны — активный Пинчук, с другой — сверхактивная Заболотная… 

 — А еще, в продолжение, замечу, что в последние пять лет нашим арт-рынком стали активно интересоваться всемирно известные аукционные дома. И работы украинских художников теперь чаще представлены на международных торгах. Те некоторые рекордные цены за украинские работы — тоже важный толчок для общего развития арт-рынка. Отрадно, что Украину позиционируют на карте современного искусства благодаря Пинчуку, биеннале в «Мистецькому Арсеналі»…

Надеюсь, что и такие крупные государственные институции, как Национальный художественный музей, тоже активней интегрируются в международный арт-контекст. 

— Между тем, международный арт-контекст в лице ICOM (Международный совет музеев) не приветствует, когда хозяин частной галереи одновременно руководит большим государственным музеем. И это, извините, камень в ваш огород. Так как есть Mironova-gallery (улица Ольгинская). И есть Национальный художественный (на Грушевского). 

 — Ни о каком «совмещении» даже речи не может идти. В Mironova-gallery есть директор, есть управляющий. Де-юре и де-факто галереей занимаются другие люди. Мое имя — да. Но жизнь галереи начиналась гораздо раньше, ее название уже бренд. В последние три года я занималась в основном автономными крупными арт-проектами. И за рубежом представляла не конкретную галерею, а украинский арт. 

* * *

Посещаемость Национального художественного музея, по данным Министерства культуры, в последнее время имеет нисходящую кривую. В 2011 году в этот музей пришло 48 500 человек (планировалось около 70 тыс. посетителей). Эта цифра стала самой низкой за последнюю пятилетку. Еще в 2007-м в музей приходило около 83 тыс. посетителей, а в 2008-м — 77 тыс. При этом Киевский музей русского искусства (при меньших его площадях) ежегодно посещают в среднем около 66 тыс. человек. 

«Меня уволили после скандала с картинами Глущенко»

 — Когда я только пришел в Национальный художественный музей, существовало всего четыре издания, представлявших нашу богатейшую коллекцию, а когда уходил, их насчитывалось почти сорок, — говорит экс-директор музея Анатолий Мельник. — Мы скрупулезно фиксировали все периоды живописи из коллекции. Готовили концепцию развития и реконструкции. Постоянно работали над пополнением фондов. Так, из Америки привезли 67 произведений Грищенко. При том, что достаточного финансирования на этот проект не было. Начали издавать журнал «Музейний провулок». Было множество других проектов: Пиросмани, Пикассо, Гойя. Под каждую акцию издавались каталоги. 

Мне досадно, что сейчас идет медленное, но уверенное разрушение хорошего. Коллектив в дисбалансе, люди ждут от власти конструктивного решения проблем. Музейные работники хотят видеть на посту руководителя настоящего специалиста. 

— Анатолий Иванович, сегодня вы находитесь в судебных тяжбах с Министерством культуры, оспаривая свое недавнее увольнение с должности директора музея. У вас есть перспективы это дело выиграть?

 — Это зависит не от меня, а только от суда. Я был уволен якобы по согласованию сторон. Состоялось уже три судебных заседания. Кроме того, со стороны творческой интеллигенции и творческих союзов есть обращения к президенту. Многие меня поддерживают.

— Что в таком случае стало главной причиной столь экстренного вашего увольнения? 

 — Мои публичные заявления, которые касались произведений искусства из собраний Национального музея. На мой взгляд, эти произведения не должны были находиться в других учреждениях. А если они там и оказываются, то лишь с абсолютной гарантией их возвращения. Одна из составляющих этого дела — скандал вокруг картин Глущенко в Кабинете министров. Попросту то, что я обнародовал эту информацию. 

— Что вам, как экс-директору, все-таки не удалось довести до конца, какие планы так и остались нереализованными? 

 — Было три президентских указа о реконструкции музея. Последний датирован 2011 годом. Ведь если музей останется в таком состоянии, как сейчас… Это опасно. Увы, ни один президентский указ так и не был исполнен. 

И это не проблема локального характера (как, например, обновление фасада). Все серьезно: музей в подобном состоянии дальше нельзя эксплуатировать. И для дальнейшего нормального функционировании этого учреждения давно необходимы дополнительные площади. Количество произведений растет, а мы не можем показать людям целые периоды интересной живописи. 

В то же время уверен, в Министерстве культуры нет специалистов, которые бы глубоко понимали эти проблемы. И меня беспокоит не тот факт, что я уволен (как художник я найду, чем заняться). Просто, на мой взгляд, Национальный музей не имеет перспектив реконструкции и расширения… 

— Ваше отношение к нынешней деятельности г-жи Мироновой на посту исполняющей обязанности директора музея? 

 — «Отношения» как такового нет. И претензий нет. Ведь не она меня увольняла. Скорее удивительно то, что сам министр не обращает внимания на тех, кого увольняет… У меня 22 года музейного стажа. Правда, если новый человек на руководящей должности каким-то образом сумеет вернуть похищенные произведения из Кабинета министров, очевидно, это и будет «бонусом» в его деятельности? Впрочем, это уже подтекст политический. 

— Кто сегодня должен формировать политику большого государственного музея — научный работник или активный арт-менеджер?

 — В работе музея есть несколько направлений. Но превалирующее — научная деятельность. Менеджер, наверное, больше подходит галереям, отдельным арт-проектам, где больше «движения». А музей — институт фундаментального характера. 

«Вокруг художественного — заколдованный круг» 

 — Сейчас сложилась действительно тревожная ситуация, когда три президентских указа по развитию Национального художественного не реализовались ни на йоту, — делится своими мыслями заместитель директора музея Игорь Лиховый (экс-министр культуры 2005—2006 гг., в свое время руководивший Шевченковским национальным заповедником в Каневе). — И смена руководителя в данной ситуации вряд ли что-либо сразу решит. При руководстве Анатолия Ивановича Мельника удалось изменить немало. В лучшую сторону. Но то, что зависело от него, уже исчерпано. Нужен новый качественный поворот. 

Тем более что музейный организм в тяжелейшем состоянии. Финансирование выделяется только на зарплаты и коммунальные счета. Больше профинансировать ничего не удается. 

Я здесь работаю не так давно, но очень люблю этот музей. В прошлом году посетил в Москве Пушкинский музей — подобный по статусу. И подумал: а ведь мы почти ровесники! Причем два эти здания проектировал один архитектор. 

Так вот, московский музей насчитывает 26 корпусов в центре Белокаменной! Директор — 90-летняя Ирина Антонова — имеет реальную программу действий и серьезнейшую поддержку от государства. А у нас? Всего один корпус. И более чем за сто лет существования фактически не удалось выйти за границы этой территории. 

При этом здесь сохраняется свыше 40 тысяч уникальных произведений искусства мирового значения. А выставляется лишь 2% из всего музейного собрания! 

— Игорь Дмитриевич, какие болезни музея требуют сегодня безотлагательного их лечения? 

 — В критической ситуации фонды (в подвальных помещениях). Давно нужно заменить крышу. 

Я был в свое время министром культуры и кое-что мне знакомо в этой отрасли. К тому же долго работал в Каневе (в Музее Шевченко). Там удалось расширить музейную территорию. А тут как будто заколдованный круг. И ведь это не такие большие деньги. Просто вопрос принципиальный: или на самом деле государство озабочено проблемами этого музея, или же занимается только кадровыми перестановками? 

Что же касается здания (куда планирует переселиться музей на время реставрации), то это может быть неиспользованная часть «Мистецького Арсеналу». Уже потом, когда реставрация осуществится, все вернется на круги своя. 

Еще необходим корпус для современной коллекции. Министерство культуры обязано решить этот вопрос согласно правительственному распоряжению о выделении территории под строительство в центральной части города. Не теряем надежды.

— Несколько лет вы работали в Беларуси на дипломатическом поприще. Если сравнивать здесь и там отношение к музейному делу… 

 — Да, я три года работал в Минске. И там при мне целый квартал в центре белорусской столицы был передан под Национальный музей! А ведь в сравнении с Беларусью мы не самая бедная страна. 

— Многие современные арт-институции на какие только изощрения ни идут, лишь бы привлечь к себе внимание. Чаще пиар ставят впереди паровоза с подлинниками. Как на этом фоне поддерживать интерес к такому статусному музею, как ваш? 

 — «Миссия» Национального до конца не сформулирована. Она изначально задумывалась Биляшивским, Терещенко, Ханенко. Эти люди стояли у истоков. Впоследствии этот музей познал и репрессии, когда уволили Мыколу Биляшивского, а назначили чекиста Винницкого. А после Второй мировой музеем руководили художники. Фантастическая фигура Михаил Дерегус! Он успевал быть и художником, и директором. 

В свое время из «недр» нашего Национального вышло четыре других музея: музей Декоративно-прикладного искусства, Истории Украины, Национальный музей Тараса Шевченко (где пока не удается создать экспозицию уровня XXI века). 

Но, увы, ни один из созданных не является музеем европейского уровня. Имею в виду материальную базу. 

…И даже в плане подходов к руководящим музейным звеньям мировая система уже дала ответ. Существует, например, такая модель. Главный «консерватор», который является специалистом по сохранению памятников искусства (это реставратор или искусствовед). И есть опытный администратор. Человек, который занимается привлечением средств для жизнедеятельности музея. 

В любом случае руководство музея должно иметь глубокие знания в искусствознании. Так как не бывает «абстрактного менеджера» в конкретном музее.

«Главный хранитель Лувра выделяет в Украине наш художественный»

— Сегодня самая тревожная тема для коллектива — грядущее назначение нового директора, — говорит главный хранитель НХМУ Юлия Литвинец(во многом благодаря ей и обрела публичность история с картинами Глущенко). — Музей стремительно теряет позиции. Более двух месяцев руководитель — «и.о.». По этой причине спонсоры частично приостановили с нами работу. Именно из-за неопределенности. А сейчас лето. Нужно готовиться к зиме. 

По результатам экспертизы, здание музея надежно. Но фасад и скульптуры требуют незамедлительной реставрации. 

Необходимо также продолжать процесс накопления информационной базы. И продолжать в том же режиме, в котором музей и работает. 

Коллектив ожидает, что музей возглавит человек профессиональный, имеющий непосредственное отношение к музейной деятельности. НХМУ — сложный организм, в котором одновременно происходит и хранение, и реставрация, и популяризация ценных работ. Важно, чтобы такой человек знал историю украинского искусства. 

— Как, на ваш взгляд, можно активнее заинтересовать и отечественного, и зарубежного арт-почитателя сокровищами украинского музея? Какие-тотехнологии для этого нужно изобретать? 

 — Музей должен быть связан с туристической отраслью. И все музеи в городе должны быть в этом направлении объединены. Вне зависимости от подчинения — министерского или городского. 

Не могу сказать, что наш музей так уж неизвестен за границей. Например, главный хранитель Лувра больше всего в Украине и выделяет нас, когда посещает Киев. Кстати, он большой специалист в области иконописи. 

Полагаю, нужно сконцентрироваться на «брендировании». Если говорить о всемирно известном произведении Леонардо да Винчи «Мона Лиза», то это уже международный художественный бренд. 

Но и у нас, например, есть «Волынская Богородица», вокруг которой тоже возможна система «брендирования». 

Также уверена на сто процентов, что посещение музея должно стать обязательным в рамках школьных программ. 

…В то же время музей — прежде всего научная организация. В музеях и арт-галереях разные подходы к искусству. Арт-галерея нацелена на то, чтобы показывать и презентовать. Но ценный объект надо еще и грамотно хранить. А классическое произведение нельзя показывать более трех месяцев (потом оно должно «отдыхать» в хранилище). 

* * *

Ценности НХМУ только за последнее время были задействованы в громких выставках, которые проходили в Америке, Канаде, Голландии. Тем не менее большая часть шедевров скрыта от глаз ценителей. Так как нынешнее помещение не в состоянии «открыть» миру все шедевры. Планировавшееся как филиал здание-недострой по улице Институтской, 3 вряд ли сможет быть передано для музейных фондов, хранилищ (у этой территории теперь другой «серьезный» хозяин). В то время как площадь нынешнего хранилища составляет 900 квадратных метров. 

«Экономический фактор — залог жизнедеятельности» 

— По качеству коллекция нашего Национального художественного музея на уровне Лувра или Метрополитен-музея, — считает известныйискусствовед Алексей Роготченко (председатель секции критики искусствоведения Киевской организации Национального cоюза художников Украины). — И в вопросах жизнедеятельности нашего музея, может быть, и не надо изобретать велосипед. Во всем мире подобные учреждения являются прибыльными. Они — центры культуры. Они же служат фактором воспитания подрастающего поколения. И той части населения, которая до конца не осознает значения смысла изобразительного искусства своей страны. 

Подобный музей — как некая отдельная субстанция. Такой организм живет своей жизнью. В нем сто лет продолжается искусствоведческая деятельность. И на него мало влияют смены власти — как в самом музее, так и в стране в целом. 

А вот экономическая составляющая влияет заметно. Можно сильно любить Украину и при любой возможности танцевать гопак… А при этом стены культучреждения как протекали, так и протекают дальше протекают. И как было зимой в музейных запасниках «минус», когда пострадало много бесценных икон, так и сейчас проблем не меньше. 

До сих пор в музее нет даже подъездов для людей с ограниченными возможностями. А ведь самый скромный музей в Европе оборудован пандусами. 

Поэтому, повторю, экономический фактор столь существен, он предполагает решение этих проблем. Предыдущий директор сделал много. Хотя он художник, а не искусствовед. 

В любом случае не все от него могло зависеть. Если государство интеллектуально и высокоразвито, то находит возможности выделения средств на культуру. А если государство тоталитарно, то к культуре относится потребительски и ставит ее в полную зависимость от социума. 

— Алексей Алексеевич,  вспомните самые показательные примеры из мировой практики, когда из музеев изымаются ценные картины, а затем они исчезают то ли в кабинетах чиновников, то ли вообще неизвестно где. 

 — Есть в подобных сюжетах примеры страшные… Но показательные. В фашистской Германии была организована выставка «Дегенеративное искусство». Там были представлены работы импрессионистов. Впоследствии большинство из этих работ привселюдно сожгли… В тоталитарных странах подобное отношение — сжечь или украсть — сплошь и рядом. В цивилизованных государствах о подобном не может быть и речи. В силу вступает гражданское общество, которое не дает чиновникам возможности изымать (под любым предлогом) национальные ценности. Если же говорить о случае с картинами Глущенко из Национального музея, то ни одного документа по данному громкому скандалу своими глазами я не видел. Почему это произошло? Может быть, музей за эти полотна получил какие-тоденьги? А затем эти средства намеревались пустить на строительство того-таки пандуса? Все возможно. Но известно только одно: картины вывезены и заменены на другие. 

— Разным людям задаем один вопрос: кто должен играть «первую скрипку» в системе государственного музея — научный работник или просвещенный арт-менеджер? 

 — Разумеется, хорошо, когда в одном таком руководителе сочетается и то, и другое. Например, у Татьяны Мироновой, нынешнего исполняющего обязанности директора музея, есть и экономическое, и гуманитарное образование. Сейчас она получает образование по искусствоведению, музейному делу. 

Но даже самых глубоких познаний в искусстве еще недостаточно, чтобы сложный музейный организм работал слаженно, без экономических сбоев. Руководитель музея, на мой взгляд, должен сегодня быть одновременно и менеджером, и искусствоведом, и иметь контакты в высоких государственных сферах… В первую очередь для того, чтобы проблемы музея решались не на словах, а на деле.