«На Березняки под дерево, где стоял Цой, до сих пор приносят живые цветы»

— Мысль сделать фильм с участием группы «Кино» пришла мне году так в 85-м… В 86-м Перестройкой в в Киеве еще и не пахло. Мне нужно было снимать дипломный фильм, я решил сделать что-то вроде музыкального видео. Никто не догадывался, о чем пойдет речь, мне поверили на слово. Только спросили: «А что за ребята?» Я ответил: «Очень талантливая группа, из ленинградского рок-клуба, все тексты у них заверены, залитованы… Так что можете не беспокоиться».

…Мы встретились с Цоем в легендарном кафе «Сайгон». И, честно говоря, только Цой вошел в кафе, я уже понял, что это Он. Не потому, что он выделялся из-за своей корейской внешности — просто у него была такая энергетика, что его невозможно было не заметить. Сейчас, в основном, говорят о Цое, но нельзя забывать, что это Группа!.. Цой был безусловным лидером, но вместе они производили впечатление монолита, они практически не расставались, и было видно, что они понимают друг друга с полуслова… Позже, я помню, ребята из «Кино» спокойно не могли ходить по улицам Киева — все на них оглядывались…

— Как Цой воспринял предложение сняться в фильме?

— Он все воспринимал практически без эмоций. В нем был сильно развито какое-то самурайское начало: он был спокойным, выдержанным, с самообладанием. Но было видно, что предложение сниматься он принял с удовольствием. Тогда только-только вошли в моду музыкальные видеоклипы, особенно сильное впечатление производили клипы «Дюран Дюран», и Цою, наверное, хотелось попробовать что-то в этом формате.

— Когда вы начали снимать фильм?

— В 86-м. На протяжении года шли всевозможные увязки, я присылал сценарий, мы обсуждали его по телефону. К моему удивлению, сценарий Цою понравился, хотя это был простенький студенческий фильм со всеми его недостатками, наивностью… Сюжет очень простой: парень (его играет Цой) поет свои странные песни, а его друзья, ближайшее окружение не понимают его, смеются над ним… Потом герой становится таким, как все: женится, у него рождается ребенок, но песня продолжает звучать в его душе, и в один прекрасный день он бросает все, чтобы вновь уйти за своей мечтой. Цой, конечно, своей игрой внес в фильм изрядную долю социальности и, может быть, высек какую-то искру, которая мерцает в фильме до сих пор. Цой не был актером в привычном понимании этого слова. Он мог называться по сценарию Васей, Колей, это было неважно. Он всегда оставался собой. Он как бы подмял фильм под себя.

— В каких местах Киева снимался фильм, как долго длились съемки?

— Хронометраж фильма — 30 минут, времени и денег у нас было немало. Съемки проходили в Киеве сразу после Чернобыльской трагедии, поэтому у меня о тех временах остались двойственные воспоминания: с одной стороны, совершенно вымерший город, с другой — в этом городе Цой с его энергетикой… Часть фильма мы снимали на Березняках, на озере Тельбин, и потом фанаты «Кино» под деревом, где стоял Цой, прикрепили бумагу и очень трогательно заклеили ее сверху целлофаном, чтобы дождь не смыл надпись: «Здесь в 1986 году Виктор Цой снимался в фильме…» Туда до сих пор приносят живые цветы. Кстати, к кумирам так относятся везде. Я видел документальные кадры: могила Морриссона на кладбище Пер-Лашез. Хиппи поливают могилу вином и обкуривают марихуаной памятник… Как с живым обращаются. В 1991 году меня с фильмом пригласили на годовщину смерти Цоя в Питер. Кстати сказать, мой фильм постоянно сопровождали какие-то катаклизмы: в 86-м — Чернобыль, а в 91-м, когда я привез фильм в Питер, на следующий день произошел знаменитый путч… И тогда я, может быть, по-настоящему понял, фигурой какого масштаба он был: когда мы показывали этот фильм и на экране Цой запел финальную песню, публика из зала выскакивала на сцену и становилась на колени перед экраном, держа в руках зажженные свечи…

— Каким запомнился вам Цой? Говорят, он был замкнутым, нелюдимым…

— Мы встречали «Кино» в Борисполе. Была ночь, по трапу самолета спустились четыре человека, все в черном, в черных очках… И уже тогда я понял, что, может, вызвал джинна из бутылки. Начались съемки. Цой уже был до этого в Киеве — год назад вместе с Майком Науменко они давали квартирный концерт, с которого их забрали в милицию. Так что в Киев Цой ехал со смешанными чувствами: во-первых, Чернобыль, во-вторых, Киев тогда еще не был точкой на карте молодежного движения… Они жили в гостинице «Славутич» и производили впечатление людей абсолютно самодостаточных. Никогда не срывали съемок, их поведение совершенно не вязалось c привычным «рокерским» образом жизни — дебош там, разгромленный номер… Вели себя очень спокойно — выпивали по стаканчику красного вина «от радиации» и на следующее утро, бодрые, шли сниматься…

 

«Мне говорили: «Ты что наснимал? У нас идеологический вуз! Это провокация!»

Съемки студенческого фильма, как и любого, проходили очень нервно, потому что в кино 70 процентов всех усилий уходит на организацию. Нам приходилось приезжать на съемочную площадку и обо всем договариваться на месте. Возникали, конечно, проблемы. Когда мы снимали на радиовышке около Владимирского собора, тогдашний директор радиотехникума спросил у нас: «А кто будет сниматься?» — «Хорошие ребята из Питера. Молодая талантливая группа…» Он на них посмотрел и сказал: «Нет, я их не пущу!» На следующий день утром директор студии «Укртелефильм» приехал и, поднимаясь по лестнице, увидел группу «Кино» в полном составе — ребята спокойно курили в ожидании съемок. Директор ничего не сказал, поднялся и вызвал меня к себе кабинет: «Постричь, переодеть, умыть и только тогда снимать!» С грехом пополам мы продолжали съемки. Не могу сказать, что мы подружились — вообще Цой был замкнутый. Но по крайней мере к концу съемок мы начали лучше понимать друг друга…

— Но фильм закончили…

— Самое главное началось, конечно, после съемок. Меня ведь во время съемок никто не контролировал. И когда я начал монтировать картину, по городу поползли слухи, что Лысенко наснимал каких-то фашистов и наркоманов… А кого же еще? Если они в черном, длинноволосые, значит, фашисты или наркоманы… Надо отдать должное моему педагогу Владимиру Горпенко (он потом стал деканом кинофакультета Киевского театрального института) — он с большим пониманием относился к фильму. Но руководство института было в шоке. «Ты что наснимал? В таком виде это не может появиться, мы не можем допустить, чтобы в идеологическом вузе…» и т.д. Лексикон сталинских времен: «Провока-а-ация…» Был закрытый просмотр, приехали люди из обкома… Мне же тогда было не до смеха — еще не хватало, чтоб выгнали без диплома! И тогда мне предложили переделать фильм… В числе переделок, например, предлагалось следующее дополнение: на комсомольском собрании резко осуждали поведение главного героя. Еще тогда была очень актуальна тема звездных войн, Рейган, империализм… И у меня интеллигентно так поинтересовались: нельзя ли всю эту историю в фильме перенаправить… против Рейгана? Как бы наш ответ Рейгану, но на языке этого самого вашего рока! Впрочем, мне предложили и такой вариант: все делают вид, что никакого фильма не было, его кладут на полку, а я защищаюсь своей преддипломной картиной. Я сказал, что фильм уродовать не буду, и выбрал второй вариант. И тут грянул знаменитый V съезд кинематографистов, организовали конфликтную комиссию, которая рассматривала фильмы, положенные на полку. Узнав о существовании комиссии, я тихонько взял под мышку картину и поехал в Москву… Вскоре оттуда пришло письмо: «…комиссия просмотрела дипломную работу режиссера Лысенко… и нашла ее вполне подходящей для того, чтобы она, по крайней мере, существовала…» Меня с этим фильмом начали приглашать на разные рок-фестивали, киносеансы…

В последний раз я видел Цоя на каком-то фестивале в Симферополе. «Привет!» — «Привет!» — «Как дела?». Вечером в номере часок посидели. Я до сих пор не уверен, что Цой смотрел фильмы со своим участием, мой фильм. Хочу надеяться, что смотрел. Он вообще был равнодушен к происходящему вокруг него… Недавно я закончил переговоры с одной московской фирмой, и если все будет в порядке, этот фильм, наконец, выйдет на видеокассетах. Жалко только, что в Москве, а не в Киеве, где он был снят! Я ни копейки еще не получил за этот фильм. Но я и не хочу на нем зарабатывать! Просто я хочу, чтобы его увидело как можно больше людей. Знаешь, во всей этой истории меня поражает больше всего вот что: я идя по городу, я вижу подростков, которые, когда Цой погиб, еще под стол пешком ходили… А сейчас они сидят на Крещатике и поют «Если есть в кармане пачка сигарет…»