Кто бы мог подумать, что сын известного математика, генерал-майора Николая Муравьева — основателя Московской школы офицеров-штабистов (эта школа колонновожатых впоследствии перебралась в Петербург и с 1832 года стала именоваться Николаевской академией Генерального штаба), брат таких выдающихся «госслужащих», как правитель Виленского края, душитель Польского восстания 1863 года Михаил Муравьев и наместник царя на Кавказе — Николай Муравьев-Карский, войдет в историю не как какой-нибудь прославленный солдафон, а именно и прежде всего — как духовный писатель.

Друг Пушкина, Баратынского и Вяземского, особа, почитаемая Лермонтовым, Тютчевым и Апухтиным, Крыловым, Грибоедовым и графиней Зинаидой Волконской; личность, к которой с неприязнью относились обер-прокурор Синода Протасов, киевский викарий — архиепископ Порфирий Успенский и многие другие, была столь противоречивой, что это можно было узреть даже в некрологе, составленном после кончины Муравьева, последовавшей в 1874 году, его другом — Николаем Васильевичем Путятой.

«Авторская деятельность А. Н. Муравьева принесла в свое время несомненную пользу, доставила ему большую известность и дала право на место в истории русской литературы», — писал Николай Путята в сентябре 1874 года, несколько дней спустя после кончины писателя.

Итак — авторская деятельность, прежде всего — литературная… Начинал будущий писатель с поэзии. Но неудачно. Его переводы Тита Ливия, «Энеиды» Вергилия, драма «Князья Тверские в Златой Орде», пьеса «Битва при Тивериаде» успеха не имели.

В конце 1829-го — начале 1930 года Муравьев (к тому времени вышедший в отставку с военной службы и экстерном окончивший Московский университет) смог побывать в Палестине и Египте и издать в 1832 году свой первый прозаический труд — «Путешествие по святым местам», который высоко оценил Александр Сергеевич Пушкин, записавший: «С умилением и невольной завистью прочли мы книгу…»

Николай Семенович Лесков считал, что Андрей Николаевич Муравьев «первый из светских людей начал вещать о таких вопросах, которыми до него «светские» люди не интересовались и не умели за них тронуться». Правда, в российской литературе начала XIX века уже был Карамзин со своими «Записками русского путешественника». Но в них вопросам веры почти не нашлось места. Заинтересовался трудом Андрея Муравьева и сам император. Николай Павлович, видимо из соображений общественной пользы, назначил Андрея Николаевича секретарем при обер-прокуроре Синода. Характер и прямолинейность нашего героя проявились в этой должности очень сильно. Самолюбивый Муравьев конфликтовал с государевыми «служками», доказывал их несостоятельность при решении вопросов, связанных с деятельностью Церкви. Да и вообще, «состоять в Синоде за обер-прокурорским столом» было для Муравьева занятием утомительным. Душа жаждала новых путешествий и новых, еще не написанных книг. К тому же, будучи членом Духовного учебного правления, Андрей Муравьев всегда держал сторону присутствовавших в Синоде духовных лиц, был дружен с митрополитом Московским — Филаретом (Дроздовым) и митрополитом Киевским и Галицким — Филаретом (Амфитеатровым), за что впал в немилость у самого обер-прокурора Протасова, который вряд ли почитал Православие…

Талантливый писатель и паломник по святым местам своей страны, Андрей Николаевич Муравьев объединил оба своих увлечения, издав в 1844 году очередной фундаментальный труд, выдержавший множество переизданий — 600 страниц подробного повествования о «путешествии по святым местам русским», треть которого (во 2-й части) посвящена святыням Киева.

Андрей Муравьев очень любил Киев, часто бывал здесь, мечтал на склоне лет поселиться в нем навсегда. В августе 1843 года, в очередной раз посетив наш город, Андрей Николаевич записал: «Не хочу таить, что мирное пристанище под сенью моего Ангела (то есть неподалеку от церкви своего патрона Андрея Первозванного. — Авт.), посреди воспоминаний отечественных и церковных было часто мечтою юношеского воображения; так люблю я мечтать и теперь, в виду древних святилищ». Писатель тогда же расспрашивал священника Андреевской церкви о том, есть ли в окрестностях храма Андрея Первозванного «праздное место». На что священник ответил: «О, я бы нашел место, если только угадал вашу мысль… Вот направо свободный участок, несколько пониже вала; есть и еще такой же по ту сторону церкви, на самом спуске, и еще ниже в полугоре, где находится и вода; потому что родники, бывшие на вершине холма, проведены, для безопасности здания, в ископанный нарочно водоем… Но все эти места слишком открыты для зимней непогоды: древняя усадьба Св. Владимира на старом Киеве, против крыльца церковного, более бы удовлетворила вашему желанию…»

В районе Владимирской улицы еще в 1820 году отставной поручик, помещик и археолог Александр Семенович Анненков, переехавший в Киев из Полтавской губернии, выкупил несколько обширных земельных участков, приобрел приличную недвижимость в историческом центре Киева. Как археолог Анненков не мог не знать, какие сокровища могли скрываться в здешней земле. В 1824 году на одном из участков во время раскопок руин Десятинной церкви Александр Семенович откопал клад, состоявший из золотых сосудов и различных драгоценных украшений, который присвоил и вывез в свое имение под местечком Лубны. В конце концов Анненкова упекли в тюрьму за… изготовление фальшивых ассигнаций. В 1853 году он скончался, находясь за решеткой.

В 1854 году Муравьев купил у вдовы Александра Семеновича — Ульяны Лаврентьевны обширный участок земли (теперь — усадьба Исторического музея Украины) — аккурат напротив крыльца Андреевской церкви (сбылись пророчества!), вход в которую находился со стороны Андреевского спуска. Еще ранее (в 1842 году) на части этой обширной и исторически драгоценной территории киевского акрополя была выстроена новая Десятинная церковь.

Вплотную к усадьбе храма на бывшем пустыре писатель устроил прекрасный фруктовый сад, выстроил летний деревянный дом в русском «теремном» стиле, разбил замечательный элитных сортов виноградник. Здесь же писатель проложил аллеи и дорожки, установил лавочки и фонари. Сад был открыт для посещения горожанами. Правда, теми, кто вызывал доверие владельца усадьбы. От этой усадьбы не сохранилось ничего. На месте деревянного дома — надпись на камне со словами преподобного Нестора «Откуда есть пошла земля Русская».

Окончательно поселиться в Киеве Андрей Николаевич смог лишь в 1868 году, когда действительным статским советником вышел в отставку с должности чиновника по особым поручениям Азиатского департамента Министерства иностранных дел, но успел прожить в городе на Днепре последние шесть лет и даже спасти его историческую часть от капитальной перестройки. А дело было так. «В 1869 году, — пишет Вадим Скуратовский, — генерал-адъютант Тотлебен, фортификационный гений, составил грандиозный проект «укрепления Киева». То есть превращения его в гигантский город-крепость… Бывший драгун, а затем, так сказать, офицер-«особист», некогда прошедший балканскую кампанию, Андрей Николаевич Муравьев первым понял грозную опасность, нависшую над Киевом.

Опасность, не уступающую по своим возможным разрушительным последствиям неприятельскому нашествию. Опасность полного исчезновения здесь тысячелетнего исторического ландшафта. Превращение столицы восточноевропейского христианства, этого сакрального пространства — в оперативно-стратегическое. То есть в ощетинившуюся всеми родами нового оружия крепость. И соответственный гарнизон в ней, равно готовый и к обороне, и к броску — на Запад, на Юг ли. Вот здесь и пригодился нелегкий характер Андрея Николаевича. Его упрямство, всероссийская известность и самые обширные связи. И не только с «синодальными персонами», по выражению Николая Лескова, но и того выше. В общем, Муравьев не только споспешествовал восстановлению святой Софии, Десятинной церкви, Межигорского монастыря, храма Святой Ирины, не только заботился об Андреевской церкви. Прежде всего, он остановил беспощадное продвижение милитаристско-технократического проекта, который непременно сдвинул бы этот город с его веками сформированной оси».

К тому же блюститель народной нравственности и благочестия, ревностный хранитель христианской добродетели Андрей Муравьев прилагал все усилия, чтобы с Андреевского спуска выселили сонм публичных домов, которые перебрались туда в 1840-е годы с Печерска в связи со строительством новых крепостных укреплений. Его поддержал в этом князь Илларион Васильчиков — Киевский военный губернатор и генерал-губернатор Подольский и Волынский. В течение всего лишь одного года (!) все дома терпимости исчезли со спуска и перебрались в район Нового строения на Лыбиди, образовав там квартал красных фонарей, просуществовавший до революции…

Согласно завещанию, Андрея Николаевича Муравьева похоронили в стилобате Андреевской церкви. К сожалению, об этом знают немногие современники. А ведь можно было бы установить здесь хотя бы аннотационную доску.

Андрей Николаевич Муравьев оставил богатое литературное наследие. Среди множества книг, принадлежащих его перу, выделю «Письма о богослужении восточной кафолической церкви», которые так же, как и «История Российской церкви» переведены на большинство европейских языков. «Православие — источник спасения Отечества», книги о житиях святых, мемуары этого замечательного писателя, другие труды, коих у Муравьева более двух десятков, достойны того, чтобы быть переизданными для современного читателя. Свои стихи Муравьеву посвятили Тютчев («Там, где на высоте обрыва…) и Апухтин («Уставши на пути тернистом и далеком…»). Во время посещения дома Андрея Николаевича Муравьева, под впечатлением увиденной коллекции древностей, любовно собранной хозяином, опальный поэт Михаил Юрьевич Лермонтов написал свою знаменитую «Ветку Палестины». Сам Андрей Николаевич своим творчеством вдохновил многих своих последователей заниматься изучением истории Киева, прививать любовь к нашему прекрасному граду, бережно хранить его бесценное наследие. К ним принадлежит и скромный автор этих строк…

«Читая отзывы современников о творчестве Муравьева, — пишет Вячеслав Корда, — находишь самые противоречивые мнения. Кто считал его устаревшим, кто сентиментальным, кто фальшивым, кто искренним, кто холодным, кто горячим, кто ругал его стиль, кто хвалил, но нам ясно одно: значение творчества А. Н. Муравьева для русской культуры непреходяще». Замечу, что не только для русской культуры. Андрей Муравьев — гражданин Вселенной.

Улицы, носящей имя Андрея Николаевича Муравьева, в Киеве нет до сих пор… Быть может, именно сейчас, в год 200-летия со дня рождения патриота нашего города, стоит исправить эту историческую несправедливость, чтобы не ждать еще целый век или даже вечность?