На наших глазах самая знаменитая столичная улица меняется. Не начиная вновь дискуссию о том, хорошо это или плохо, хотим напомнить: в истории Андреевского спуска это уже случалось, и не раз. Менялись и внешний вид улицы, и ее названия, и функциональное назначение. Иногда последствия изменений оказывались катастрофическими, иногда — благотворными.

Андреевский спуск — ровесник города. Спуск известен еще со времен Киевской Руси, с V века. Это была единственная дорога, соединявшая Верхний город с Подолом. И называлась она по-другому, поскольку нынешнее название спуск получил лишь в середине XVIII ст. Среди историков нет единства мнений насчет древнего названия легендарной улицы. Принято считать, что летописный Боричев узвоз — это и есть современный Андреевский спуск. Если такая трактовка справедлива, то именно тут произошли многие важные эпизоды в жизни столицы.

“И сидел Кий на горе, там, где ныне узвоз Боричев”, — так изобразил летописец основание Киева. Получается, спуск не просто ровесник города, но и его колыбель. Улица — в те времена узкий ров, петляющий между горами, — стала участницей событий, связанных и с крещением города. Например, в 988 го­­ду здесь промчалась лошадь, волочившая по земле деревянную скульптуру, которую на бегу колотили палками дюжие киевские мужики. Так выполнялся приказ принявшего христианство князя Владимира о свержении языческого бога Перуна.

В летописи об этом сказано: Владимир “велел сбросить кумиров — тех порубить, а других огню предать. Перун же повелел он привязать к конскому хвосту и волочить с горы по Боричеву узвозу на ручай, и двенадцать мужей приставил бить его палками”.

В те далекие времена улица служила торговой артерией города. Купцы, прибывшие в Киев по Днепру, выгружали товары в порту и устремлялись на Бабий Торжок, расположенный на пересечении нынешних улиц Владимирской, Десятинной и Андреевского спуска. Единственный путь — вверх по узвозу. Но чтобы ступить на него, предприниматель должен был пройти таможню, находившуюся в самом начале узвоза.

Киевские таможенники — народ хитрый. Плату брали не с количества товара, а с подводы, независимо от того, полная она или полупустая. Коммерсанты стремились нагрузить каждую единицу своего транспорта до отказа. Однако таможенники свое дело знали и внимательно отслеживали движение подвод вверх по ухабистому и крутому (до 30°) узвозу. Если у повозки, прогибавшейся под тяжестью грузов, трескалось или ломалось колесо, весь находившийся в ней товар конфисковывали в пользу города. То, что падало с подводы на землю, постигала та же участь. Именно тогда и родилось знаменитое правило киевской таможни: “Что упало, то пропало”.

Отрубленные и наколотые

В 1325 году Киев вошел в состав Великого княжества Литовского, и участь спуска переменилась. Дело в том, что на прилегающей к нему горе Хоревица по­­строили Киевский замок — резиденцию наместников Литвы, а потом Польши. Воевода, среди прочего, выполнял также функции судьи. Несчастных, приговоренных к высшей мере, вели от замка вниз через Драбские (солдатские) ворота на спуск к лобному месту.

Осужденный клал на него лоб, подставляя затылок топору палача. Отрубленные головы водружали на колья и устанавливали на всеобщее обозрение. Где? Да здесь же, на спуске… Ужасное это место начали связывать с нечистой силой. Похоже, многочисленные киевские истории о ведьмах, слетающихся сюда на шабаш, возникли именно в тот период. Свой жутковатый статус спуск сменил лишь в декабре 1648 года, когда войско Богдана Хмельницкого прогнало из Киева польскую “замковую” администрацию.

Новая военная администрация — теперь московская — то ли не знала прежних названий улиц Киева, то ли принципиально их игнорировала. Во всяком случае, при ней спуск именовался Большой дорогой из Верхнего города на Подол. С Большой дороги убрали колья с отрубленными головами. А в 1711-м киевский губернатор князь Д. Голицын приказал расширить бывший ров для удобства сообщения Подола с двумя другими районами Киева — Старым городом и Печерском. Спуск расширили до нынешних размеров. Все эти годы он оставался проезжей трассой: здесь не было ни жителей, ни зданий.

Привычное нынче название — Андреевский спуск — Большой дороге присвоили после сооружения Андреевской церкви в 1754 году. Видимо, вскоре после этого на спуске появились первые жители. Ни их фамилии, ни род занятий нам, увы, неизвестны — самые ранние из сохранившихся данных о владельцах здешних усадеб относятся к началу XIX ст. Скорее всего, это были обычные мещане, ремесленники, мелкие лавочники. В середине XIX ст. спуск замостили — купил брусчатку и профинансировал ее укладку киевский губернатор И. Фундуклей.

Что ни дом — бордель

В начале 1850-х годов Андреевский спуск опять сменил специализацию — на сей раз стал улицей “красных фонарей”. Дело в том, что публичные дома, прежде располагавшиеся на Печерске, были изгнаны оттуда из-за начавшегося строительства Новой Печерской крепости.

Выселенным борделям разрешили “прописаться” на Андреевском спуске. Домовладельцы, обрадовавшись платежеспособным арендаторам, накрутили баснословные цены — 2-этажный дом с мебелью сдавали за 800 руб. серебром в год! В итоге, несмотря на близкое соседство Андреевской церкви, на каждом доме по вечерам горел красный фонарь.

Это возмущало жителей близлежащих улиц. В 1857 г. управляющий Киевской епархией епископ Антоний направил киевскому генерал-губернатору И. Васильчикову ходатайство с просьбой “выведения этих женщин из данной местности”. Но власть не торопилась — содержатели борделей тоже имели выход на генерал-губернатора.

В результате появилось изумительное распоряжение, формально удовлетворяющее просьбу епископа, а на деле продлевающее существование на спуске борделей: Васильчиков потребовал от гражданского губернатора, чтобы публичным женщинам не разрешали селиться на Андреевском спуске. Однако с маленькой оговоркой — только по истечении сроков уже подписанных договоров на аренду.

В сентябре 1861-го домам терпимости пришлось менять адрес. Часть борделей переехала на Подол, за Нижний Вал. Другая половина перебралась в так называемый Латинский квартал возле университета, где квартировали студенты и их преподаватели. Ну а спуск в очередной раз сменил “профиль” — старые деревянные дома начали сносить, вместо них строили добротные кирпичные.

Так, в 1888-м появился дом №13 (спустя два десятилетия в нем поселится семья Булгаковых, впоследствии дом “постройки изумительной” будет воспет в романе “Белая гвардия”). На улице поселились священники, преподаватели Духовной академии, открылись иконописные мастерские, лавки церковной утвари. Атмосфера улицы полностью переменилась.

Строительный бум, охвативший Киев на рубеже XIX–XX веков, не обошел и Андреевский спуск. В привычную двухэтажную застройку вклинились “высотки”, причем не только в нижней части спуска, но и в его центре (Замок Ричарда, №15), и даже в верхней части — прямо напротив Андреевской церкви (дом-терем, №34).

“Высотки” стали памятниками

Начавшееся превращение старого двухэтажного Андреевского спуска в новый пятиэтажный остановила Гражданская война 1917-1920 годов. Если бы не она, от спуска “булгаковских времен” не осталось бы и следа.

А победившей советской власти было не до капитального строительства — под ее чутким руководством спуск быстро превратился в средоточие коммуналок. Количество обитателей увеличилось в 4-5 раз: такой перенаселенной улица не была никогда.

Очередной ребрендинг Андреевского произошел в конце 1970-х, когда Киев готовился встречать свой 1500-летний юбилей. Обитателей коммуналок отселили на жилмассивы, где они получили отдельные квартиры со всеми удобствами.

К опустевшим домам на спуске подвели газ, водопровод, канализацию. Для этого бережно сняли старую “фундуклеевскую” брусчатку, а затем каждый камень вернули на свое место. Тротуары застелили желтой плиткой, установили стилизованные под старину фонари. Отремонтированные дома отдали художникам под мастерские. В 1982 году “Андрейка” превратилась в “киевский Монмартр”. Ежегодно в День Киева здесь начали проводить вернисажи под открытым небом. А “высот­ки”, построенные на спуске накануне Первой мировой войны и вызвавшие в свое время множество нареканий, признали памятниками истории и архитектуры.

С открытием в мае 1991-го в доме №13 Музея М. Булгакова “культовость” улицы возросла. Этот имидж поддержали, удачно вписавшись в новый облик спуска, Музей одной улицы, театр “Колесо”, галерея “Карась”, мастерская-музей И. Кавалеридзе, забавный “нос Гоголя” при входе в галерею “Триптих” и не менее забавный памятник Проне и Голохвостому.

Сложившийся артистический имидж Андреевского спуска — наиболее удачный за всю его историю. Тем не менее, все может вновь измениться. Ведь один из прежних статусов спуска к нему уже вернулся — он опять стал нежилым. Достаточно открыть здесь пару дорогих отелей, и частично вернется еще один утраченный статус: среди здешних пешеходов окажется больше работниц горизонтальной профессии, чем художников. “А все-таки жаль”, как писал Б. Окуджава, если “киевский Монмартр” превратится в “киевский Лас-Вегас” или в “киевский Пляс-Пигаль”. Потому что-то другое можно создать в столице где угодно, а вот другого “Монмартра” у нас нет.