Готическое великолепие

Пустой зал костела за час до концерта кажется еще более величественным именно благодаря своей пустоте. По еле освещенному проходу между рядами, среди полутемного готического великолепия сакральной скульптуры нас ведет за собой органный мастер Дмитрий Титенко. Кроме нас, на все это огромное помещение еще только два человека – репетируют лауреаты самых разнообразных конкурсов – органисты Максим Сидоренко и Анна Бубнова. Исполнители объясняют нам, что данный орган является не церковным, а именно концертным инструментом. Для отправления религиозных служб он чересчур многофункциональный.

– Три тысячи девятьсот шестьдесят труб размером от 13 миллиметров до 6 метров, – говорит Дмитрий. – Эти высокие, которые видны зрителям, называются лабиальными, те, которые спрятаны внутри, – язычковыми. Самые маленькие из них – размером с шариковую ручку и звучат на самой грани слухового восприятия. Зачем? Ну вы же слышали, наверное, о том, что даже ультразвук может влиять на настроения человека. В некоторых случаях он может вызвать панические настроения, в других – эйфорию. Так что ничего лишнего по сути своей в столичном органе быть не может. Но все это хозяйство нужно приводить в порядок, поэтому перед каждым концертом у инструмента осуществляется настройка, раз в год проводится общий осмотр, так называемая ревизия труб. При этом инструмент, сделанный в самом начале восьмидесятых чехословацкой фирмой “Риггер-Клосс”, как и все органы, необычайно чувствителен. Металлические трубы реагируют на перепады температур, деревянные – на влажность, поэтому-то вход сюда, тем более для посторонних, строго регламентирован.

Все вместе мы подходим к инструменту с тыльной стороны. Отсюда хорошо видно, что сам орган состоит из нескольких своеобразных этажей, связанных лестницами. На нижнем нагнетают воздух насосы, довольно большие, со старыми советскими клеймами, но при этом абсолютно бесшумные. В свое время, объясняет наш гид, воздух подавался мехами, которые качали вручную: в специальном помещении или просто за органным шкафом человек качал воздух педалями – словно на велосипеде ехал. Сейчас в органе мехи тоже существуют, но функция их изменилась – они выравнивают подачу воздуха. От моторов отходят мощные шланги воздухопроводов, которые устремляются куда-то наверх.

Инструмент-музей

Туда, на второй “этаж”, мы поднимаемся по очень узкой деревянной лестнице, затем заходим в дверцу, довольно узкую. Зато зрелище десятков и сотен труб – квадратных и круглых, больших и маленьких, действительно, выглядит сказочно. Тем более, что внизу своим ходом идет репетиция, и журналисты “Газеты…” находятся в царстве не только труб, но и звуков. Репетиция внизу не прерывается, и мы имеем возможность слушать музыку органа прямо изнутри. Вот это, действительно, как говорится, “объемный звук”, когда музыку, казалось бы, можно резать ножом и намазывать на хлеб. Дмитрию приходится здорово напрягать голос, чтобы объяснять нам предназначение того или иного предмета.

– Деревянные трубы сделаны, как правило, из хвойных сортов древесины, в некоторых случаях из черного дерева, а металлические – из сплава олова со свинцом.

Внутри тоже царит полумрак, который еле-еле рассеивают две лампочки. Среди царства музыки самым бытовым предметом выглядит скромный красный огнетушитель, который как-то не вяжется со всей окружающей готикой, но пожарная безопасность органа превыше всего.

Здесь, кроме коридора, есть даже небольшая комнатка, в которой двигаются деревянные, обитые материей пластины. Это швеллера, служащие для отдаления или приближения звука.

– Орган – это инструмент-оркестр и одновременно инструмент-музей, – говорит Дмитрий. – Кроме механических деталей, в нем ничего не изнашивается. Он сохраняет свой вид на века. В Швейцарии, например, существует инструмент, работающий с ХVI столетия.

Самая настоящая “недвижимость”

Сфотографировав внутренность органа, мы спускаемся вниз, где в актерской комнате снова встречаемся с Максимом Сидоренко и Анной Бубновой.

– Устройство органа очень сложное, зато идея крайне проста, – продолжает свой рассказ Дмитрий. – Каждая из многих труб (а их может быть до десятка тысяч) издает всего один звук, одних, заданных раз и навсегда, высоты и тембра. Совокупность труб одного тембра – регистр. Открытие и закрытие труб звучащего регистра управляется с ручных мануалов (клавиатур) и ножных педалей.

– Органист играет всегда с ассистентом: по-другому невозможно, – добавляет Михаил Сидоренко. – Рабочее место органиста оснащено множеством регистровых рукояток. Ассистент открывает и закрывает регистры. А органист играет не только руками: снизу у органа огромное количество деревянных педалей для управления басовыми трубами. Потому ноги музыканта играют свою, весьма сложную партию. Для этого, кстати, специальная обувь нужна – узкая и легкая, чтобы педали чувствовать. Дирижер всегда с собой палочку в футляре возит, а багаж органиста – ноты и узкие туфли.

Уже расставаясь, мы не можем не поинтересоваться у нашего гида, как он сам относится к идее, которая дебатировалась еще недавно, – выстроить отдельный органный зал и перенести туда инструмент. Дмитрий, Максим и Анна с такой идеей категорически не согласны. Каждый орган – самостоятельное и неповторимое произведение искусства. Двух одинаковых органов нет на Земле, даже если они изготовлены одним мастером. Дело в том, что будет звучать инструмент или нет, во многом зависит от акустики. Если когда-то строили, скажем, собор, то с расчетом под орган возводились своды, продумывалось звучание. У нас инструмент сделан только под зал Николаевского костела, в других он не будет звучать, да и разобрать и снова смонтировать почти четыре тысячи труб – практически нереально.