Сладкие улицы
“И было садов в Городе так много, как ни в одном городе мира”, — писал некогда Михаил Булгаков. И это — не преувеличение. Ведь на всех континентах столицу Украины называют “городом-садом”. Шелковичная, Яблочная, Черешневая, Смородинская, Малиновская, Ягодная, Фруктовая… Вот далеко не полный перечень “сладких” улиц.
Да что там улиц! В Киеве существуют целые районы, названные видами плодово-ягодных деревьев и кустарников — Вишневое, Виноградарь, Грушки. И если с происхождением первого все понятно, то последующие требуют некоторых разъяснений.
Александр Грибоедов, пребывая в 1825 году в Киеве, писал: “Природа великолепная… Как трепетно вступаешь в темноту Лавры или Софийского собора, и как в душе просторно, когда потом выходишь на белый свет: зелень, тополи и виноградники!”. Безусловно, поэт говорил о лаврских виноградниках. Ведь вина, изготовленные на территории Печерского монастыря, славились во всех уголках России. Виноград выращивался и на Кловских склонах (кстати, улица Богомольца до революции называлась Виноградной), в Ботаническом саду Киевского университета Святого Владимира, на горе Щекавице и окраинах города: Куреневке, Приорке… Однако из-за жесткой конкуренции со стороны Крыма и Бессарабии культивирование “солнечной лозы” приостановилось.
Вторую жизнь киевскому винограду даровал в середине ХIХ века саксонец Вильгельм Кристер, арендовав на Приорке, возле Ветряных гор, огромный участок для своего садоводства, где не только выращивал виноград и плодовые деревья, но и создал образцовую пасеку, пруды для разведения рыбы и молочное хозяйство.
Третья виноградная волна захлестнула Киев в 1907 году, когда Городская управа разрешила персидскому подданному Исааку Бекасу засадить виноградом часть Ветряных гор. Пример иностранца оказался настолько заразительным, что местные виноградари арендовали здесь земельные участки. Успех превзошел все ожидания. И уже в середине 1930-х годов здесь был основан совхоз, виноградники которого занимали около 50 гектаров. Позже, в 1974—1979 годах, на этих землях вырос новый жилой массив, по праву получивший название Виноградарь.
Есть в городе и местность Грушки. В труде Закревского “Летопись и описание города Киева” (1858 год) читаем: “В записях Золотоверхо-Михайловского монастыря XVI века упоминается о Владимировой груше”. Подробнее об этом сообщает Максимович в историческом обозрении старого Киева (1840 год), подчеркивая, что дерево было высокое и раскидистое. В его тени любил отдыхать великий князь Владимир, пребывая в загородном селе Предславино. Невольно вспоминается летописное предание о том, что именно здесь ревнивая Рогнеда пыталась убить своего супруга во время его безмятежного сна, и только волей случая будущий креститель Руси остался жив.
Но срубили Владимирову грушу. Остались одни легенды. Казалось бы, хутор Грушки, расположенный между Шулявкой и Святошино, тоже должен навевать мысль о каком-то захватывающем предании. Но название местности не только не имеет отношения к плодоносному дереву, но вообще лишено всякой романтики. Некий дворянин по фамилии Грушко в 1871 году купил здесь земельный участок, который в 1902 году был передан военному ведомству. В память о первом владельце хутор и получил наименование.
Это можно считать исключением, поскольку названия “сладких” улиц всегда соответствовали тому, что там росло. Даже улицу Аптекарскую, где находилась одна из первых киевских аптек, переименовали в Шелковичную. Шикарные тутовые деревья спускались террасами в долину летописной речки Клов. Видимо, любуясь такой панорамой, Гоголь и произнес: “Шумит, гудит конец Киева!”. Сам писатель неоднократно посещал город, а в 1848 году жил на улице Виноградной.
Рекламные трюки
В начале прошлого столетия Киев называли “городом тысячи магазинов”, хотя, по самым скромным подсчетам, столько торговых точек запросто размещалось на Крещатике и некоторых прилегающих к центру улицах. Если посмотреть на фотографии старого Крещатика, можно сразу обнаружить, в какой степени наводнили своими вывесками фасады и торцы зданий местные предприниматели. Их металлические и деревянные “визитки” были расположены в два, три, а то и четыре яруса: “Нотариус Шенфильд”, “Аптека Марцинчика”, “Обои Ланге”, “Синематограф Козловского”, “Перлов и сыновья”, “Иосиф Маршак: бриллианты” или просто, — “Парикмахер”, “Кулинар”, “Маклер”, “Живописец”… Если же места на фасаде не хватало, то реклама выносилась на крышу. “Крещатик — лучшая улица во всем Киеве, застроенная прекрасными и огромными домами, обвешанными разными торговыми вывесками”, — писал в позапрошлом веке Николай Сементовский. Впрочем, в отношении вывесок некоторые районы ничем не уступали Крещатику. Вот как описывает Александровскую (ныне Контрактовую) площадь в своем путеводителе Константин Шероцкий: “У домов, выходивших на площадь, были прицеплены вывески, долженствовавшие указывать безграмотным, что продавалось и делалось в том или ином помещении. У мясника был выставлен доморощенный “поттер”, у табачника — экзотическое видение турчанки, у брадобрея — сценка а-ля Мирис. Вывески помещались на особых висячих щитах, которые в XVIII веке и раньше были украшены просто торговыми знаками и гербами торговцев… Колонны Контрактового дома были обклеены объявлениями о душистых мылах и красках, парфюмерии, концертах, операх, водевилях; в балаганах показывались ученые звери, в кухмистерской Чока продавались анчоусы, устрицы. Фраже, Норблин и братья Вернер выставляли серебро, Морсикани — раскрашенные литографии, Миклашевский — фарфор, итальянцы — ценные картины…”
Вернемся в центр — ибо только здесь можно было в высшей степени хорошо поесть и основательно развлечься. На углу Думской площади (ныне — Майдан Незалежности) читаем объявление: “Винно-гастрономический магазин “Кулинар” имеет большой выбор продуктов: окорок Белоцерковский и Литовский, поросята, индюки, гуси, фазаны, глухари, куропатки, тетерева и другая дичь. Масло сливочное и соленое. Работают отделы: рыбный, колбасный и фруктовый. В колоссальном выборе кондитерские изделия разных фирм, чай, кофе, какао, сахар. Пиво бокалами лучшего завода в Киеве, к пиву — пирожки и вобла…”.
Вот тебе на! Высокий пафос царских блюд так неожиданно сменился постным и прозаическим меню — пирожками, воблой и бокалом пива! Как в забегаловке! Но стоит обернуться назад, и на противоположной стороне улицы вы увидите броский рекламный щит, призывающий вас “вкусить кусочек изумительного швейцарского шоколада, замешанного на свежем альпийском молоке”. Над входом в заведение вдоль всего фасада написано и имя его хозяина: “Семадени”. Это — самая популярная кондитерская в городе. Ее владелец, швейцарец по происхождению, поднял обслуживание посетителей на действительно высокий европейский уровень. Рядом с залом располагалось помещение производственного цеха, откуда по конвейеру прямо на стол клиента поступали свежие булочки, пирожные, печенье, тортики, конфеты, чай, кофе, какао, шоколад… Несколько подобных заведений было на Крещатике. Одно из них называлось “Яссы”. “Не говоря уже о тортах, конфетах, разных выпечках, изготавливаемых этой кондитерской, ее оборудование роскошно, мебель мягкая, на пружинах, дамская гостиная наполнена тропическими растениями, с нижнего этажа спиральная лестница ведет на второй этаж, где устроены прекрасная бильярдная и специальный буфет… Есть еще одна кондитерская под названием “Швейцарская”. Она имеет особенный характер. Здесь получают несколько удачно подобранных периодических изданий. В дни прибытия почты сюда приходит много посетителей. Газеты берутся нарасхват. В ожидании газет кое-кто пьет шоколад, кофе, пунш, другие играют в бильярд”. Так описывал Крещатик в газете “Киевский Телеграф” (1861 год) журналист и издатель Альфред фон Юнк. Когда в 1878 году в городе появилось электричество, первые показательные сеансы электроосвещения были проведены не где-нибудь на многолюдной площади, а в ресторанном зале гостиницы “Гранд-отель” на Крещатике.
История повторилась и в 1886 году, когда Киев захлестнула волна телефонизации. Пользователем первого телефонного аппарата стал владелец крупнейшего ресторана, расположенного на Думской площади. Предприниматели не ограничивались вывесками. В штатном расписании числилась и должность приказчика, в обязанности которого входила и такая деликатная работа, как привлечение покупателя в магазин. Иногда это делалось слишком прямолинейно, что вызывало протесты публики. В связи с этим в “Вестнике приказчика” (1912 год) появилось следующее сообщение: “На состоявшемся в Ярославле совещании большая часть приказчиков высказалась против затаскивания покупателей в магазин”. Фирменные услуги рекламировались и в общественном транспорте: на дверцах дилижансов, на крышах первых трамваев, в вагонах пригородных поездов. Когда в 1911 году киевский инженер Федор Андерс сконструировал первый в России дирижабль, то испытал его сначала над террасами Купеческого сада. Киевлянам так понравилось это воздушное средство передвижения, что конструктора завалили заявками не только пассажиры, но и представители частного бизнеса, пожелавшие прорекламировать свой товар с высоты птичьего полета.
Популярностью у киевского обывателя пользовались большие цилиндрические тумбы, установленные на бойких перекрестках и обклеенные афишами и рекламными объявлениями. Иногда возле этих “маяков” можно было встретить странных прохожих, у которых на груди и спине покоились фанерные щиты с подробным перечислением предлагаемых услуг. Пока не начали использовать феноменальные возможности радио, хозяева многих магазинов нанимали к себе на работу опытных “цицеронов”, которые, стоя у витрины, красноречиво убеждали вас сделать покупку. Любопытно, что на фасадах Бессарабского крытого рынка с 1910 года до сих пор сохранились три полукруглые башенки, в которых, словно в комментаторских кабинах, восседали “зазывалы” и вели свои вдохновенные репортажи непосредственно с места чрезвычайных событий в мире городского бизнеса.
Знай наших!
В феврале 1914 года в Киев уже пришла весна. Сошли снега, на Днепре тронулся лед, и первый прогулочный пароходик вошел в воды “Киевской Венеции” за Предмостной слободкой. Складывалось впечатление, что южные ветра принесут с собой не только теплую погоду, но и какие-то экзотические ощущения. Так и случилось.
16 февраля газета “Киевлянин” опубликовала удивительное объявление: “В Киев приехал всемирно известный игрок в шахматы Капабланка. По просьбе киевских шахматистов маэстро сыграет с ними ряд партий. Запись в кофейне “Варшавская”, ул. Лютеранская, 1. Там же продаются и билеты”. “Моцарт шахматной доски”, кубинец Хосе Рауль Капабланка не шутил. В помещении Коммерческого клуба (ул. Крещатик, 1) были установлены тридцать досок, и столько же отважных любителей этой игры решительно заняли “боевые позиции”. Внешне этот сеанс во многом напоминал знаменитый турнир в Нью-Васюках, где, как вы помните, главным действующим лицом был Остап Бендер. Вспомним строчки бестселлера Ильфа и Петрова: “Международный васюкинский турнир 1927 года. Приезд Хосе Рауля Капабланки… Из фешенебельной гостиницы вышел чемпион мира Хосе Рауль Капабланка-и-Граупера. Его окружали дамы. Милиционер, одетый в специальную шахматную форму, вежливо откозырял. Приветственные крики потрясли город… Гроссмейстера встретили рукоплесканиями. Всего против гроссмейстера сели играть тридцать любителей. Многие из них были совершенно растеряны и поминутно глядели в шахматные учебники, освежая в памяти сложные варианты, при помощи которых надеялись сдаться гроссмейстеру хотя бы после двадцать второго хода”. (“Двенадцать стульев”).
Во время визита в Киев в 1914 году Капабланка, правда, только мечтал о чемпионском звании, хотя уже успел прославиться как непревзойденный виртуоз. Но в сеансе поначалу он играл без огонька, и у присутствующих сложилось впечатление, что маэстро просто скучно. Однако позже борьба резко обострилась. Так, поединок кубинца против трио сильнейших киевских игроков — Боголюбова, Богатырчука и Эвенсона — проходил с переменным успехом. В какой-то момент “сборная” захватила инициативу. На радостях Боголюбов предложил Хосе Раулю ничью. В ответ Капабланка с улыбкой заметил: “Мое положение не такое уж и плохое”. Но через десять ходов маэстро понял, что надо соглашаться на ничью, и дружелюбно пожал руки трем гигантам шахматной мысли. Это лишь один эпизод из множества “нестандартных ситуаций”, возникших в ходе увлекательнейшего матча. А в целом утренний сеанс в Коммерческом клубе закончился победой киевлян в пяти партиях, одна была сыграна вничью, остальные проиграны. Вечером баталии продолжились — уже в клубе Купеческого собрания (нынешней филармонии). Снова — тридцать столиков (как и в романе Ильфа и Петрова), и снова “один за другим любители хватались за волосы и погружались в лихорадочные рассуждения”. На этот раз киевляне выиграли две партии, а три свели вничью. Признаться, семь побед над великим Капабланкой — достойный исход соревнования. Но этот показатель мог бы быть и выше, если бы киевляне не играли по принципу “лебедь, рак и щука”. Дело в том, что каждый участник сеанса выступал с “группой поддержки”, состоящей из пяти-шести человек. Добровольные советчики и консультанты выдвигали порой диаметрально противоположные идеи, что явно не стыковалось с какой-то определенной, заранее выработанной стратегией. Впрочем, общественность города была вполне удовлетворена исходом поединка, а победителей вообще чествовали, как героев.
“Не угодно ли, господа, пожаловать в “Варшавское кафе”? Здесь вы всегда сможете вкусно пообедать и интеллектуально отдохнуть. К вашим услугам — свежие газеты и журналы. А если вы еще и любитель шахмат, то вас ожидает необычайно приятный сюрприз!”. Сюрприз заключался в том, что в одной из комнат гостеприимного заведения вы могли “случайно обнаружить гроссмейстерские часы и ряд импозантных шахматных столиков с выставленными на них фигурами. Именно здесь постоянно собирались члены Киевского шахматного общества, созданного в 1901 году. Одним из самых активных “фанов” древней игры был Михаил Старицкий, известный украинский драматург. В те годы его имя можно было часто встретить не только на театральных афишах и обложках книг, но и на страницах такого специфического издания, как “Шахматное обозрение”. В 1903 году журнал опубликовал подробный анализ двух интереснейших партий, в которых Старицкий бросил вызов сильному киевскому шахматисту Юревичу. Первая партия закончилась вничью, вторую выиграл писатель. Кумиром Старицкого был Михаил Чигорин, основатель отечественной шахматной школы, выдающийся русский маэстро. Тезки были знакомы, изредка переписывались. А когда в 1903 году Чигорин пожаловал в Киев, Старицкий сопровождал его повсюду. Приезд Чигорина был связан с выступлением на третьем Всероссийском шахматном турнире. Кульминацией состязания стала его партия с костромским мастером Куломзиным. Старицкий ни на миг не отходил от столика и внимательно следил за всеми перипетиями поединка. Когда же Чигорин в сложной борьбе наконец вырвал победу и зал огласился аплодисментами, драматург от избытка чувств смог вымолвить всего лишь два слова: “Молодец, старик!”. Это была последняя встреча двух знаменитостей. Через год Старицкого не стало. В фондах Национального музея Тараса Шевченко хранится оригинальный столик писателя с мраморной шахматной доской и инкрустированными клетками. Исследователи считают, что знаменитая комната в “Варшавском кафе” (на углу Крещатика и Лютеранской), где многие часы проводил Старицкий, запечатлена в известном рассказе Александра Куприна “Марабу”. Не забыли киевляне и о приезде в их древний город выдающегося шахматиста Чигорина. Его именем названа одна из улиц Печерска.