Вертепы с их незатейливым сюжетом, повторявшимся с завидным постоянством в течение десятков, а то и сотен лет, способствовали устойчивой морали, но, увы, устраивались лишь в Рождественские дни.


Знаменитый лозунг древних римлян “Хлеба и зрелищ!” отождествлялся в среде современников “времен Очаковских и покоренья Крыма” с тем, что переживали именно они. Наши предки стремились к душевному равновесию. Они очень хотели, чтобы в обществе существовало тождество между добром и злом, и чтобы при этом зла было как можно меньше.


Еще одним видом массового развлечения было посещение цирковых представлений. С этой целью, например, в Киеве устраивали шатры-балаганы, где публика могла наслаждаться выступлениями бродячих по России иностранных, а позднее и отечественных цирковых трупп. Во время представлений не только демонстрировались сила и ловкость. Актеры разыгрывали в весьма фривольной по тем временам форме “сценки из частной жизни”.


Сегодня этот пробел восполняет кинематограф. Десятки тысяч кинолент повествуют зачастую весьма вульгарно о том, как было бы хорошо, если бы добро победило зло. Актеры из кожи вон лезут, чтобы доказать обывателю истину: чтобы тебя не обидели, не обижай других.


Современного человека трудно убедить в том, что искусство — лекарь. Есть альтернативы. В роли врача могут выступать всевозможные институты, о существовании которых жители столетней давности могли разве что догадываться благодаря творчеству Герберта Уэллса…


Киев на протяжении столетий выступал в роли своеобразной “красной тряпки”. Монголо-татары, крымчаки, литовцы, поляки, немцы, наконец, братья-славяне сдавали друг другу позиции. Желание каждого из претендентов прочно овладеть “матерью городов русских” наложило отпечаток на развитие города в целом. В конце концов, “переходящее красное знамя” досталось “товарищам”, для которых, “что театр, что гестапо”, — один черт!


Тем не менее об истории киевского театра хочется поговорить особо. Знаменитые “драмы”, устраиваемые под открытым небом городскими школярами (учениками Киево-Могилянского коллегиума) вошли в историю не только Киева, но и всей империи, ибо перекочевали с киевского поднебесья в Москву.


Первое капитальное здание театра возникло в Киеве в самом начале XIX столетия. Сегодня его вместительность может вызвать улыбку, но в далеком 1804 году спектакли, сидя в партере, ложах, находясь в амфитеатре и галереях, могли посещать 470 человек! Если учесть, что определенное количество мест предоставлялось тем, кто мог стоя выдержать многочасовое действо, можно предположить, что во время аншлага в здании находилось до 700 человек.


Здание, построенное киевским городским архитектором, надворным советником Андреем Меленским в самом начале Крещатика, было деревянным. Его противопожарное состояние вызывало опасения. Достаточно было одной искорки, чтобы случился большой пожар. Но, к счастью, этого не произошло.


Время вносило коррективы, город приобретал все более “европейский вид”, потихоньку оправляясь от времен, когда русские государи почти не уделяли внимания “духовной столице” отечества и наведывались сюда лишь для поклонения Печерским угодникам и осмотра церковных святынь.


В 1851 году помещение театра разобрали, и на его месте было выстроено респектабельное здание гостиницы “Европейская”. Назрела необходимость построить более просторный театр, да к тому же выделялись средства на каменное строительство.


В 1850 году император Николай утвердил проект строительства нового здания. Оно было рассчитано на 850 зрительских мест.


Место под капитальное двухэтажное здание выбрали достаточно удачно. Большой незастроенный участок позволял не только устроить театр “со всеми удобствами”, но и разбить рядом уютный сквер с фонтаном для гуляющей публики, пришедшей поглазеть на зрелище, что в середине XIX века являлось необходимым условием.


Каменное сооружение второго по счету здания Городского театра, выстроенное по проекту академика архитектуры Штрома и открытое для публики 2 октября 1856 года, по обыкновению сдавали в аренду антрепренерам, которые могли содержать оперные труппы. Оно было внушительных размеров: 22 сажени в длину, 12 в ширину и 6 саженей в высоту. Обошлось строительство в 130 тысяч рублей, сумма по тем временам весьма значительная.


4 февраля 1896 года, в последний день зимнего театрального сезона, после оперного представления “Евгения Онегина” возник пожар. Киевляне почему-то предположили, что это результат выстрела в сцене дуэли. Комиссия по выяснению причин пожара списала все на нарушение правил противопожарной безопасности. Поразительно, но Киеву не привыкать и к настоящим выстрелам в театрах. Знаменитая эсерка Каплан, которая так неудачно покушалась в 1918 году на жизнь Ленина, не менее неудачно промазала ранее в киевском театре. Тогда она стреляла в жандармского полковника Новицкого.


Здание третьего по счету Городского театра, которым сегодня по праву гордится современный Киев, поражает своей изысканностью и красотой. Оно получило первую премию на Всероссийском конкурсе, который проходил в Петербурге. Кажется, что проектанты — академики архитектуры Шретер и Николаев — вложили в него всю свою душу. В 1901 году, когда его торжественно освятили, мнение современников было иным. “Постройка театра обошлась около миллиона, чему не соответствуют ни его размеры, ни его внешний скромный вид”, — отмечали биографы города. Причину такого мнения следует искать в том, что здание было задумано и выстроено с невероятным смешением бароккового, неороманского и рационалистического стилей. В конце концов, прошло немного времени, и это перестали замечать. Более того, киевские экскурсоводы придумали легенду о том, будто бы проект этот предварительно создавался для постройки театра в самом Париже, но по странным причинам попал в наш город.


Вот как описывали впечатление от посещения театра киевские критики вскоре после его открытия: “Зрительный зал театра невелик: он немногим более зрительной залы драматического театра “Соловцов” (ныне Театр им. Ивана Франко. — Авт.). Длина зала с помещением для оркестра составляет 12 саженей, а ширина — 10 саженей. Зато зал очень высок: средняя высота его от пола до потолка равна 9 саженям. Зал разбит на 5 ярусов.


Отделка зала отличается простотой и даже бедностью. Тем не менее ей нельзя отказать в некоторой изящности. В окраске зала преобладают мягкие светлые тона.


В противоположность зрительному залу сцена нового городского театра очень велика, даже огромна. Ширина ее 16 саженей при глубине в 8 саженей. Глубина сцены, кроме того, может быть увеличена за счет примыкающей к ней сзади арриер-сцены, имеющей в ширину 8 саженей, а в глубину — 6. В общем, следовательно, сцена имеет в глубину 14 саженей.


Прорез в капитальной стене, соединяющей сцену со зрительным залом, имеет в ширину 20 аршин, то есть всего на аршин меньше прореза Мариинского театра в Петербурге.


Для полного разделения зрительного зала и сцены, что очень важно в противопожарном отношении, в театре имеется раздвижной железный занавес.


В средних нишах главного фасада театрального здания установлены металлические бюсты композиторов Глинки и Серова, а его выпуклый полуовальный фронтон украшен скульптурной аллегорической группой. Впереди здания разбиты газоны, в центре которых возвышаются вентиляционные беседки, в виде металлических киосков красивой постройки, служащие для притока свежего воздуха в зрительный зал.


В глубине театральной площади разбит небольшой сквер.


Зимний сезон в Городском театре отведен, главным образом, под оперные спектакли”.


Между прочим, театр приносил неплохие доходы. И городу, и актерам, и арендаторам. Зрительный зал вмещал 1630 зрителей. Полный сбор, а чаще всего здесь “срывали” аншлаг, составлял 2 тысячи 330 рублей. Для сравнения: ведро спелых помидоров (12 кг) в начале века стоило 8 копеек, килограмм отборного мяса — 25 копеек.


Во время бенефисов касса театра увеличивалась еще на 500 рублей. Мог бы позавидовать чеховский герой, антрепренер увеселительного заведения “Тиволи”, незабвенный Кукин, который без конца жаловался на то, что как зарядили дожди с начала мая, так и льют! Бедняге приходилось платить и аренду, и зарплату актерам, драматические спектакли с участием которых не посещались публикой, предпочитавшей “пошлость и балаган”. Персонаж “Душечки” жил очень далеко и от обеих столиц, и от Киева.


В задачу этой статьи не входит описание того, что и как ставилось на сцене Городского театра. Тем не менее не могу отказать себе в удовольствии мельком сообщить, что в отличие от захолустного чеховского городка жители Киева могли наслаждаться высоким искусством. Щепкин и Мочалов, Живокини, Ермолова, Ленский, Глебова-Соловцова, Савина, Стрепетова… А еще: Олдридж, Росси, Дузе, Бернар! Список этот может занять не одну полосу уважаемой газеты. Интересно, как мэтр оперного искусства Петр Ильич Чайковский оценивал уровень местной оперы. “Феерично! Что касается богатства и изыска и исторической вероятности костюмов, киевский театр не уступает петербургскому нисколечко. При этом он несоизмеримо выше московского”.


Театр есть театр. Условности, определенные авторами спектаклей и актерами, переживаемые в момент священнодейства зрителями, как правило, не покидают пределов сцены и зрительного зала. В случае с Киевом спектакли иногда имели продолжение в реальной жизни. Самый печальный пример — смертельное ранение во время антракта оперы “Царь Салтан” статс-секретаря Петра Столыпина. Разъяренная публика вначале едва не убила в зрительном зале “виновника торжества” агента охранки Богрова. Эмоции, охватившие участников “спектакля”, хлынули на городские улицы. Десятки тысяч людей, опасаясь погромов, штурмом брали поезда, стремясь покинуть богоспасаемый град. Ну чем не драматическое представление?!


Еще одна драма разыгралась во время Второй мировой войны. К началу оккупации 1941 года здание театра оказалось заминировано по решению командования отходящих частей Красной армии. Его удалось обезопасить усилиями немецких саперов. Кроме того, когда оккупанты возобновили деятельность театра, здесь давали оперные представления оставшиеся в городе певцы. Среди них была и член диверсионной группы Раиса Окипная. Каждый раз, исполняя какую-либо партию, подпольщица ожидала, что прогремит взрыв, и огромный зрительный зал, забитый немецким офицерьем, взлетит на воздух. К счастью для здания театра, этого не произошло.


Какой-то злой рок присутствует в небе над киевской Мельпоменой. Но до поры до времени он дает знать о себе “мелкими пакостями”. То сгорит театр, то раздадутся в нем ужасающие публику выстрелы, то сорвется со строительных лесов и погибнет рабочий… Это даже круче, чем в случае с булгаковскими боярами, рухнувшими вместе с трапециями в “Театральном романе”. Словом — балаган. С той лишь, но весьма существенной, разницей, что действие спектакля иногда переносится за пределы здания.


Сколько души нужно было вложить в крамольное переименование Городского театра в “Оперу Української Радянської Республіки імені Карла Лібкнехта”!


Перед зданием театра разные поколения киевлян мечтали увидеть то памятник Пушкину, то Глинке, то Столыпину, то Шевченко. Свято место нынче прочно удерживает корифей с мировым именем Мыкола Лысенко. Его произведения звучат под сводами театра, который во время реконструкции был надстроен на целый (технический) этаж, что значительно ослабило акустические возможности здания. В лоб театру смотрит жилой дом, выстроенный за счет средств Академии Наук УССР. В квартиры “академиков” пристально всматривается несоизмеримый по размерам относительно здания бронзовый Тарас Шевченко. Ждут киевляне того времени, когда с бетонной коробкой что-нибудь сделают. Разберут, например, и выстроят взамен дом, который не будет мешать городскому градостроительному ансамблю, сформированному сто лет назад.


Сегодня над зданием Национальной оперы гордо развевается флаг независимой Украины. Здесь творили в недавние времена Натан Рахлин, Степан Турчак, Анатолий Соловьяненко. В репертуаре театра — оперы и балеты воистину космополитической группы авторов. Оперная труппа театра признана одной из лучших в мире. Балет пытается подняться на должную высоту.


Смеем надеяться, что катастрофы, подобные тем, которые преследовали здания Городского театра Киева, больше не повторятся. Пусть они навсегда останутся в анналах истории. И — да здравствует театр!