Проституция занимала особое место в повседневности старого Киева, который поэтично именовали “городом церквей и борделей”. Знаменитая повесть “Яма” – красочный рассказ о жизни киевского “квартала красных фонарей”, блестяще написанный Куприным, – понятное дело, далеко не полная картина тогдашнего рынка сексуальных услуг. Еще путешественник Франсиско Миранда, вольнодумец и мачо из Венесуэлы, посетивший Киев 220 лет назад, описывает походы к гулящим девицам красноречивыми выражениями, вроде: “зашли потом в бордель; там, за рубль, получил пригожую девку”, и даже жалуется на то, как надули его работники тогдашнего секс-бизнеса на Подоле.


Однако подлинный расцвет специфического бордельного ремесла пришелся на конец XIX – начало XX веков, в момент стремительного рыночного развития тогдашней России. “Последнее десятилетие в Киеве было периодом строительной лихорадки. В город прибыло огромное количество мужской рабочей силы, и за ними потянулись сотни девушек из Одессы, Петербурга, Москвы, Вены и даже Парижа для удовлетворения мужчин самых разных возрастов и социального положения”, – пишет об этом времени киевовед Анатолий Макаров. “И вся эта шумная чужая шайка, опьяненная чувственной красотой старинного города, – эти сотни тысяч разгульных зверей в образе мужчин всей своей массовой волей кричали: “Женщину!”, – прекрасно иллюстрирует его дух Александр Куприн.


Воспоминания современников рисуют тогдашний центр города как один огромный бордель. “По той стороне, где четные номера, от угла Прорезной до Думской площади (нынешнего Майдана. – А.М.) порядочная женщина могла идти только с мужчиной, если же прохаживалась одна – значит проститутка”, – читаем мы в воспоминаниях современников. “На каждом перекрестке открывались ежедневно “фиалочные заведения”, в каждом из которых под видом продажи кваса торговали собою тут же рядом, за перегородкой из шалевок, по две, по три старых девки”, – дополняет их текст из “Ямы”.


Неграмотные нищие крестьянки из украинских губерний, прибывшие в Киев в поисках любой возможной работы, сотнями растлевались в подпольных борделях, замаскированных под заведения модисток и кабинеты зубодеров-дантистов. Здесь же можно было встретить и девушек из хороших городских семей – курсисток или гимназисток, которых еще назвали “полушелковыми” проститутками. Отдаваясь клиентам, они рисковали столкнуться со своими юными сверстниками из киевских гимназий, смолоду познававших азы платной любви. “Посмотрели бы Вы, что Ваши гимназисты проделывают у Вас под самым носом в Николаевском парке с проститутками в 8–10 часов вечера. Подобных мерзких безобразий, цинизма и пошлости еще никогда не наблюдалось. Впрочем, Ваши гимназисты и по улицам разгуливают с б… под ручку”, – читаем мы в письме одного из киевских чиновников к директору Пятой киевской мужской гимназии.


“Квартал красных фонарей” в районе нынешней Ямской улицы был обязан своим образованием крупнейшему скандалу в истории киевской проституции – когда киевский гражданский губернатор Гудыма-Левкович скончался в одном из борделей на Эспланадной улице, прямо в объятьях профессиональной проститутки. Под давлением общественности городское начальство решило вынести публичные дома на окраинную Ямскую – по предложению самих ее жителей, которые рассчитывали нажиться за счет прибыльного секс-бизнеса. В период расцвета “Ямы” здесь постоянно работало около полусотни девушек, которые размещались в тридцати домах терпимости. Последние подразделялись на “элитные” “трехрублевые” заведения, “двухрублевые” бордели “эконом-класса” и “рублевые” притоны с рваными несвежими простынями. Проститутки Ямской получали за свои услуги от одного до пяти рублей в час и передавали эти деньги хозяйкам-бандершам в обмен на специальные “марки”, или же “боны”. В конце месяца производился грабительский расчет, в ходе которого из заработка проституток изымалась стоимость жилья, питания, одежды и прислуги. Запутавшиеся в долгах девушки с “желтым билетом” вместо паспорта, отобранного у них полицией, служили на этой “секс-фабрике” два-три года – пока окончательно не теряли “товарный вид” или же не подхватывали “дурную болезнь”. Изгнанные из публичного дома, женщины нередко кончали жизнь в описанных Куприным буфетах и “минерашках” – павильонах для продажи пива и минеральной воды, где бывшие батрачки продавали себя всем желающим за пятьдесят копеек или за водку.


А бандерши набирали новый “свежий” и молодой “товар”, не брезгуя для этого никакими средствами, вплоть до насилия. “Некая г-жа Марья Ал-на, открывшая давно уже притон тайного разврата, отправилась на днях в Одессу, где пригласила к себе в качестве бонны молодую девушку К. Не зная замыслов этой дамы, К. приехала в Киев, но в доме своей госпожи не нашла обещанного места, а взамен звания бонны ей было предложено “промышлять”. Несколько дней К. держали взаперти, не давая ей возможности заявить о своем положении, и только благодаря случайности полиции удалось раскрыть это дело”, – рассказывала о такой вербовке газета “Киевлянин”. Кроме того, украинских проституток экспортировали в Польшу и в турецкий Константинополь – киевская пресса приписывала этот бизнес одному из местных домовладельцев. Хозяйки легальных “домов терпимости” и нелегальных “домов свиданий” были тесно связаны с преступным миром. Одна из них, подольская “мадам” по кличке Камбала, вошла в историю города по причине особо зверского и циничного отношения к работавшим на нее проституткам.


В отличие от сюжета повести Александра Куприна, городские власти никогда не закрывали “квартал красных фонарей”. “Яма” зачахла самостоятельно, не выдержав конкуренции с борделями в других концах Киева, число которых возрастало из года в год. Легальные бордели были ликвидированы лишь в восемнадцатом году и возродились только однажды – во время гитлеровской оккупации. “Вот настоящее бл…ство у них во Дворце пионеров – “Дойчес хауз”, публичный дом первого класса. На Саксаганского, 72, тоже мощный бардак. А по тротуарам Подола прогуливались немецкие солдаты, обнимая местных проституток”, – рассказывает об этом “Бабий Яр” Анатолия Кузнецова. Это значит, сегодняшний Киев только лишь возвращает себе старую репутацию.