В одной из публикаций в 1884 году он попытался представить, как будет выглядеть Киев через сотню лет – то есть в наше с вами, дорогой читатель, время. И вот что из этого вышло.



                                                                     Рисунок Игоря Лукьяненко


Мне представился чудный наш город – таким, какой он будет ни больше ни меньше, как через сто лет. Ах, какой это будет славный город, и как жаль, что никто из нас не доживет до этой вожделенной поры. Но чего не в состоянии создать воображение!

Я занимал небольшую комнатку на 24 этаже в доме правнука г. Фрометта, на той же Бульварной улице. Внизу помещалась аптека, существующая более 100 лет, как гласила вывеска. Высота моего помещения никого не должна удивлять, ибо даже 30-этажные дома вовсе не в диковинку в нашем городе (через 100 лет, конечно).

«Газета…»:

Дом аптекаря Николая Фрометта до сих пор сохранился на бульваре Тараса Шевченко, 36 – в прошлом Бульварная улица или Бибиковский бульвар. Любопытно, что там действительно по сей день действует аптека! А неподалеку от этого старинного 4-этажного здания, увы, начато строительство коммерческого небоскреба…





                                      Бывший дом Фрометта на бульваре Тараса ШевЧенко, 36. Фото автора


Все этажи связаны были железными скреплениями, наподобие железнодорожных мостов. В каждом доме в коридорах непрестанно поднимались и опускались подъемные машины (ascenseur), так что один десяток этажей выше или ниже ничего не значил.

Не успел я проснуться на этой высоте, как возле окна раздался свисток, и показался двигавшийся по телеграфной проволоке маленький аэростат, в котором помещался «разлетчик газет». В раскрытую форточку он бросил мне 38 местных листков разных изданий, – все они были наколоты на одном шпиле и перелистывались как книга. Увы! я не встретил ни одного знакомого названия, ни «Киевлянина», ни нашей «Зари», ни даже «Труда».

Они давно отошли в вечность. Газеты не носили никаких названий, кроме фамилии редактора в заголовке… Вероятно, это произошло по той простой причине, что не хватало уже слов и воображения для сочинения новых заглавий. Издания были на всевозможных языках: на русском, немецком, французском, английском, больше всего было на малорусском… В день выходило по 4 номера каждого издания в часы, соответствующие утреннему чаю, завтраку, обеду и ужину.

«Газета…»:

В год выхода фельетона все киевские газеты можно было пересчитать по пальцам одной руки, а выход украинских («малороссийских») изданий вообще был под запретом).

Спустившись на улицу, я чуть не был сбит с ног налетевшей на меня целой стаей маленьких локомотивов, двигавшихся по бесконечному числу параллельных рельсов, которыми была изборождена вся улица. Эти движущиеся посредством электричества локомотивы, изображавшие запертый ящик с машинкой, на которой сидел кондуктор, и откидное бархатное кресло для ездока, – заменили (через 100 лет) наших безобразных извозчиков.

Я, однако, отстранил их услуги и хотел прогуляться по городу. Для пешеходов были особые тротуары посреди улицы, куда я и прошел. Что за великолепные здания, какие широкие и красивые улицы! Я, конечно, не узнал бы никогда Бульварной улицы, если бы на ней не помещался дом правнука Фрометта. Но удивление мне в особенности было велико, когда я узнал, что и самая улица Бульварная была переименована в «Эйсмановскую улицу».

(«Газета…»: Предприниматель и домовладелец Густав Эйсман на время выхода фельетона был мэром Киева; в том же году он скончался).

Затем вообще я нашел, что в Киеве оказался целый десяток улиц с наименованиями разных городских голов… На каждой улице красовался и монумент одного из городских голов. С почтением останавливаясь и обнажая голову пред всеми этими достойными деятелями нашего муниципалитета, я обошел почти весь город и на каждом шагу имел новый случай удивляться и преклоняться пред могучей силой прогресса.

Я решительно не узнал бы Крещатика. Посредине широкой улицы, где прежде было невозможно никакое сообщение, проведен широкий канал с днепровскою и дождевою водой и по нем живенько мелькали группы лодочек и маленьких пароходов. Очевидно, Крещатик стал судоходной улицей.

«Газета…»:

Во времена Павла Андреевского притчей во языцех было отвратительное качество водоотвода, из-за чего в непогоду Крещатик превращался в сплошную лужу.

Центральной почтовой конторы, где толпился когда-то народ, изнемогавший от ожидания, не существовало, и письма, посылки и проч. корреспонденция принималась в каждой будочке на углу квартала. Тут же был пост городового, который повертывался, сидя на круглом табурете, и помимо тысячи услуг, оказываемых этим блюстителем порядка, притом свободно объяснявшимся на всех языках, он чинил также мелкие судебные разбирательства разных уличных столкновений.

Вместо почты устроена была главная телефонная станция, и в этом благодетельном учреждении за какие-нибудь 5 копеек каждый мог в течение целого часа вести самую разнообразную беседу чуть ли не со всеми своими знакомыми. Вечером в особом отделении этой станции были устроены места за особую плату, сидя на которых, можно было прослушать любую оперу или драматическое представление в одном из 20 городских театров, по выбор слушателя.





                                                 Лужи в начале Крещатика. Фото второй половины XIX в.


«Газета…»:

Первая телефонная станция в Киеве появилась только через два года, в 1886-м. Имелось всего лишь два неказистых театральных здания.

Любуясь красотами родного города, я почувствовал, наконец, аппетит и уселся за большим обеденным столом, расставленным на широком тротуаре под навесом ресторана 100-летней фирмы «Семадени и Ко»… Кушанья были самые разнообразные, и между прочими деликатесами я прочел на карточке: «откормленный щенок под хреном» и «сосиски из собачьей начинки».

Такие блюда меня крайне удивили: я, конечно, не сообразил, что за сто лет вкусы настолько могли измениться, а запрос на жизненные продукты так увеличиться, что давно уже самые несъедобные материалы стали свободно перевариваться в человеческом желудке. Мое предубеждение против собачьего мяса всячески старался рассеять услужливый гарсон ресторана. Он убеждал меня, что это одно из самых деликатных блюд… Тем не менее, я все-таки не решился испробовать этого деликатеса, за что и был прозван отсталым человеком.

«Газета…»:

Кафе и ресторан Семадени – популярное в старом Киеве заведение на Крещатике, в районе нынешнего Майдана. В конце XIX века в местной прессе неоднократно встречались возмущенные упоминания о торговцах мясом и держателях ресторанных заведений, которые реализовывали «деликатесы из собачины».