Далеко не каждый киевлянин, родившийся в послевоенное время, знает, что такое “Евбаз”. Одним это слово “навевает какие-то смутные воспоминания”, другие принимают его за название какой-то спортивной команды, у третьих оно вообще ассоциируется с нецензурщиной. И лишь люди постарше, пусть ненадолго заставшие время Евбаза, могут рассказать о нем немало интересного. Это, оказывается, не просто базар, а, как называл его выросший по соседству актер кино Борис Сичкин (помните Бубу Касторского из “Неуловимых мстителей”?), этакий “культурный центр города”.


Итак, расположился он на пересечении важных городских артерий, откуда практически начинался путь на Волынь и “австрийскую” Галичину. От Крещатика и Бессарабки сюда пролегала Бульварная улица, которую в 1869 году переименовали в Бибиковский бульвар (с 1919-го – бул. Тараса Шевченко). Через один квартал от площади, а именно от пересечения бульвара с Кадетским шоссе (теперь – ул. Чорновола), начиналось Брест-Литовское шоссе (ныне – проспект Победы). На самой площади сходились улицы Жилянская, Мариинско-Благовещенская (Саксаганского), Маловладимирская (Гончара) и Бульварно-Кудрявская (Воровского). В сторону Лукъяновки отсюда шли Дмитровская и Златоустовская улицы, а к Лыбеди – Степановская (Старовокзальная).


Дабы за коммерцией базарный люд не забывал о Боге, на площади в 1869 году началось строительство церкви Иоанна Златоуста. Хотя в Киеве не было недостатка кирпича, министр внутренних дел Петр Валуев предложил соорудить ее из металла, а генерал-губернатор Александр Безак не решился ему перечить. Киевские шутники по-своему истолковали необычный выбор строительного материала: дескать, чтобы не сгорела, или ее не изгрызли крысы. За строением мгновенно закрепилось название: Железная церковь. Она таки выстояла, когда в апреле 1884 года на базаре случился пожар.


Слева от храма стояла будка базарного старосты – самого главного человека на Евбазе. Работы у занимающих эту должность всегда хватало. Кроме продавцов (селян) и покупателей (горожан), здесь скапливались бродяги и воры. Отец Дмитрия Малакова не раз был свидетелем их “работы”. Типичный пример: к возу подходит какой-то дядька и молча начинает выпрягать коня. На крики и ругательства хозяина спокойно отвечает: “Это мой конь!” На помощь мужу спешит хозяйка, и тогда подельник, который ошивается неподалеку, быстренько снимает с воза мешок картошки и делает ноги. Первый, “обнаружив”, что ошибся конем, следует за ним.


Проезжую часть площади в начале 80-х начали выкладывать брусчаткой, а в конце 90-х здесь уже бегали трамваи. Вокруг базара вместо одно-, двухэтажек вырастали трех- и четырехэтажные прибыльные дома, первые этажи которых отводились под заведения торговли. Так, в 1914 году на Дмитриевской, 2, расположился виногастрономический магазин и кондитерская, а в доме N6 торговали чаем. В восьмом номере можно было купить мужские носки и шапки, а также сеялки. На этой же улице располагались бельевые “бутики”, магазины игрушек и музыкальных инструментов, галантереи, фотоателье и часовая мастерская.


То же можно сказать о базарном ассортименте, правда, тамошний товар был менее “благородным”. Как пишет Малаков, здесь было все: от иголки до человека (в домах терпимости). В западной части базара стояли большие деревянные амбары для зерна и муки, остальную часть территории занимали ряды деревянных лавок и рундуков. Здесь торговали молочными продуктами, рыбой, мясом, овощами, фруктами, бакалеей, мехом, железноскобяным товаром, посудой. В центре самого рынка расположились столы “секонд-хенда” с тряпьем и гвоздями-замками. По соседству продавали пирожки с потрошками.


Почти вся торговля мясом на базаре пребывала в руках еврейских предпринимателей. Может, посему народ и окрестил его Евбазом. Хотя адресный справочник того же 1914 года указывал, что иудеев было всего 25% от общего количества местных “бизнесменов”. Кстати, на толкучке действовал специальный пункт, где резали домашнюю птицу, только что купленную живьем. Причем евреи-резники работали отдельно, выполняя эту процедуру ритуально для покупателей-евреев.


На своем веку Галицкий базар повидал всякое. В альбоме историк приводит воспоминания Николая Полетики, свидетеля еврейского погрома 1905 года: “Погромщики тянули одежду, материю, обувь, галантерею, ругаясь и вырывая добычу друг у друга. Толстенная баба с медным лицом, в чепце, тянула, задыхаясь, детскую кроватку и модную шляпку с букетом цветов или перья. Ободранный босяк, в новеньком черном сюртуке, деловито тянул несколько коробок с ботинками. Другой голодранец с патлатой бородой нес коробку с рубашками и настенные часы… Полиция принимала участие в грабежах, забирая самые привлекательные “трофеи”. Погромщики врывались в помещения и вытаскивали оттуда не только имущество, но и побитых, окровавленных людей, требуя от них прочитать молитву или показать царский портрет…


Наш дом был окружен толпой, но дворники закрыли ворота, а священник, который жил в одной из квартир, поклялся на кресте, что “жидов и бунтарей против царя в этом доме нет”. Перепуганная бабушка еле оттянула нас от окон. Мы сами были в ужасе от того, что видели, но не могли оторваться. Погром продолжался беспрепятственно 19 и 20 октября… Прилегающие к Галицкому базару улицы, сады и бульвары были усеяны пухом из перин и подушек. Сколько людей было убито и ранено – об этом газеты не писали”.


“В Киеве насчитывалось достаточно базаров, но все они уступали Еврейскому, – писал Григорьев. – Тут до предела была обнажена обратная сторона жизни с ее неистовой борьбой за существование.” Во время вооруженных стычек, которые не единожды случались при войнах и революциях, Евбаз традиционно пустел. В периоды затишья он живо реагировал на действительность. Так, по словам еще одного историка Александра Анисимова, в разгар НЭПа в Киеве, как и повсюду, появились национальные криминальные группировки, состоящие из сотен и даже тысяч земляков: “Китайская мафия среди прочего контролировала разлив и продажу контрабандной водки, в том числе на Евбазе”. Анисимов вспоминает, как он обменивал сэкономленные от школьных завтраков пятаки на их шарики, веера и флюгера из гофрированной бумаги. А в 1932-1933 годах Евбаз был одним из тех мест, где массово гибли люди, ища и не находя спасения от голодной смерти…


С переводом в 1934 году столицы УССР из Харькова в Киев власть пыталась упорядочить Евбаз по-своему. Начали с уничтожения Железной церкви “в связи с реконструкцией площади и удобного устройства на ней трамвайных путей”. Потом соорудили помпезные деревянные пилоны главного входа на “колхозный рынок”. Но это был лишь внешний лоск. Официально беспризорников при “советах” не существовало. Но фотографии Галицкой площади, датированные 1935 годом, навеки запечатлели ободранных босоногих пацанят.


Все “прелести” уличной жизни испытал и упомянутый выше Борис Сичкин. В своей автобиографической книге “Я из Одессы, здрасьте!” он писал: “Первыми, кто оценил мой талант, были киевские уголовники… Они спасали меня от голода. Напротив нашего дома была овощная лавка, а во дворе склад, куда привозили капусту, свеклу, картошку. Как только привозили картошку, мы с Хаимом затевали очередной балаган. Я толкал его на эту картошку, а Хаим в своей нелепой шинели падал, незаметно загребая картошку в рукава.” Беспризорники продавали эту картошку на базаре, причем дороже, чем торговки. “Хаим не уступал покупателям ни одной копейки, – продолжает актер. – Более того, советовал покупать картошку у других торговок. Последнее окончательно выбивало покупателей из колеи. Они уже не могли оторваться от Хаима, словно загипнотизированные… Гипноз завершала небрежно брошенная моим другом фраза: “Не становитесь! Всем не хватит!” После этих слов картошка раскупалась мгновенно”.


А потом пришла война, массовое уничтожение евреев. Евбаз перестал быть “еврейским”, хотя торговля продолжалась. Время от времени рынок становился центром массовых облав для пополнения Германии дармовой рабочей силой. Но жизнь шла своим чередом, о чем свидетельствуют фотографии из фотоальбома Малакова. Вот старик, сидящий на деревянной лестнице, продает пластинки. Покупатель – немецкий солдат с засученными рукавами. Похоже, они нашли общий язык. Следующее фото навеки запечатлело торговца картинами Шишкина “Утро в сосновом лесу”, которые народ прозвал “Медведи на лесоповале”. По соседству с ними висят портреты Тараса Шевченко и… Адольфа Гитлера. А вот чиновник из ведомства пропаганды, стоя в агитмашине, раздает флажки улыбающимся детям и их родителям по случают праздника: два года “освобождения Киева от большевиков” (фото 19 сентября 1943 года). Ровно через неделю в городе огласят “боевую зону”, а в ночь на 6 ноября поднимут красные знамена по случаю освобождения от немецких оккупантов.


Архивный акт, составленный после освобождения Киева, фиксирует детали немецкого отступления. “16 октября 1943 года в 5.30 вечера трое неизвестных, одетых в немецкие военные униформы, на велосипедах, подожгли рынок с трех сторон, вследствие чего сгорело 17 ларей и 1 подсобка. Убытки исчисляются в 144 130 рублей… При отступлении фашистских банд из г. Киева последние разгромили контору рынка… вывезли 100 листов нового дикта, разграбили 2 куб. м дров и 5 мясных колод, 6 лавок длиной 4 пог. м и 2 десятковых весов новых”.


6 ноября 1943 года на Галицкую площадь в открытом авто приехал Хрущев в сопровождении Бажана и Яновского. Он выступил перед киевлянами на импровизированном митинге. Буквально на следующий день на Евбазе возобновилась торговля, постепенно обретая прежнюю силу. В конце войны советские воины сбывали на нем свои трофеи – от камней для зажигалок до одежды. В целом же послевоенный Евбаз не вызывал приятных эмоций, по крайней мере у историка. Он вспоминает сплошное болото или пыль под ногами, толкучку и шум, выкрики разносчика питьевой воды: “Марь-Ванна, наливай!” Гадалки на картах всем подряд пророчили если не “дальнюю дорогу” (Сибирь), то – “казенный дом” или “пикового короля”.


Базар должны были закрыть 6 мая 1946 года “в связи с реконструкцией г. Киева”, как отмечалось в решении горисполкома. “Рынок случайных вещей” (так официально называлась толкучка) перенесли на Владимирский рынок. Очевидцы помнят, как тысячи крыс разбегались с Евбаза (в сторону улицы Воровского), когда начали ломать рундуки и лавочки. Древесину вывозили день и ночь грузовыми трамваями. Площадь опустела. На месте торжища появился так называемый сквер без единого дерева, с реденькой травкой, утрамбованными вручную грунтовыми дорожками и большой круглой клумбой посредине. Рыночную торговлю продуктами перенесли на ул. Пестеля – базарчик назвали Новым.


Осенью 1949 года на площади установили камень – обещание соорудить монумент в честь 10-летия воссоединения Украины (1939-1949). Однако в 1952 году Галицкую площадь переименовали на Победы. А через семь лет на месте бывшего торжища началось возведение цирка. Тогда же напротив выкопали большой котлован под универмаг. Долго огромная яма стояла полная воды, которая просачивалась с Лыбеди и ручья Скоморох. В ней даже завелись жабы, а дети летом купались. Строительство универмага “Украина” завершилось в 1966 году. Тем самым, казалось, была поставлена своеобразная точка в истории Евбаза. Хотя бывший базарный люд по привычке продолжал собираться вокруг сохранившихся лавочек и пивнушек. Сегодня их нет, а торговля возле трамвайного кольца и подземном переходе продолжается. И некоторые старожилы упорно продолжают ходить “на Евбаз”