Вторые раскопки производились в 1965 году. Было найдено множество человеческих костей. Их собирали в полиэтиленовые мешки и тоже хоронили в братских могилах на Лукьяновском кладбище. Потом, в 1980 году, во время ремонтных работ бульдозер зацепил грунт, и в отвале вновь были обнаружены человеческие кости. Водитель отказался работать дальше, пока не уберут останки. Работы приостановили. А в июне 1991 года на Сырце по улице Академика Грекова возле дома №22-а начали земляные работы. Строители готовили котлован под фундамент нового дома. Ковш экскаватора поднял очередной пласт земли, и когда его содержимое высыпалось, машинист вздрогнул: он опять увидел человеческие черепа и кости.

Вызвали поисковую группу. Во время раскопок были найдены две ямы, в которых покоились человеческие останки. Однако поисковики так и не смогли установить, кто эти расстрелянные люди. Раскопки длились две недели. Все работы велись вручную, а кости складывали в полиэтиленовые мешки. После завершения поисковых работ останки были перевезены на Лукьяновское кладбище и помещены в старый склеп. Там они пролежали около года. И только после того, как начальство кладбища стало беспокоить администрацию Киева, а те переадресовали “вопрос” администрации Шевченковского райисполкома, дело сдвинулось с мертвой точки. Завод им. Артема сделал оградку на могилу и два металлических обелиска, ремонтно-строительное управление выделило три гроба, киевское танково-техническое училище — три БТР, а КВИРТУ — курсантов для почетного караула. 5 мая 1992 года состоялось перезахоронение сырецких останков. Все было траурно и торжественно. На перезахоронение расстрелянных сограждан пришло много людей не только с предприятий района, но и со всего Киева. Однако тогда они еще не знали, что хоронят бывших футболистов киевского “Динамо”, которые были расстреляны 17 мая 1943 года. В тот же день там же был расстрелян и мой отец — Христофор Кондратьев, останки которого я искал всю жизнь и нашел в той сырецкой могиле…

Поиски места гибели моего отца странно переплелись с историей расстрелянных футболистов киевского “Динамо” и продолжались очень долго. В Киеве, Москве и Одессе по крупице собирались данные, адреса, фотографии, довоенные и послевоенные архивные документы, касающиеся тех далеких дней 1941—1943 годов. Постепенно вырисовалась картина ужасающей неприглядности войны и, в частности, оккупации Киева немцами. Вот некоторые фрагменты той страшной мозаики.

Впервые о расстрелянных киевских динамовцах сообщили “Известия” еще 16 ноября 1943 года. Военный корреспондент газеты из Киева написал: “Это были игроки футбольной команды киевского “Динамо”, которые долгое время скрывались от немцев. Надо было жить, спасаться от голода. Они устроились работать на киевский хлебозавод. Их обнаружили немцы, загнали в подвалы гестапо. Всех юношей расстреляли”. Через 15 лет в “Вечернем Киеве” от 21 ноября 1958 года появилась статья Петра Северова “Последний поединок”. И в том же году вышла книга под таким же названием. Авторы — Петр Северов и Наум Халемский — начали раскручивать историю киевских динамовцев, которые остались в оккупированном городе, работали на хлебозаводе, а проведя матч с немецкими футболистами и победив в нем, были расстреляны. 

Со временем история обрастала художественными подробностями. В 1963—1964 годах на киностудии “Мосфильм” был снят и вышел на экраны художественный фильм “Третий тайм” об игре футболистов киевского “Динамо” с немецкой командой “Люфтваффе”. В 1966 году в сентябрьском номере журнал “Юность” опубликовал повесть Анатолия Кузнецова “Бабий яр”, один из разделов которой посвящен игре футболистов киевского “Динамо” с разными командами. Кузнецов сообщал, что футболисты выступали как команда хлебозавода, которая называлась “Старт”. В 1985 году, 4 апреля, в “Комсомольской правде” появилась статья Николая Долгополова “Цена победы — жизнь”, а в следующем году — его же книга “Сражались футболом”.

Но правда о жизни и проведенных матчах киевских динамовцев в оккупированной столице оказалась не такой героической и не совсем идеологически правильной, хотя и не менее трагичной. В 1992 году выпущена книга Георгия Кузьмина “Правда о матче смерти” (“Динамо”, которое вы не знаете”). А 12 ноября 1994 года “Всеукраинские ведомости” напечатали статью киевоведа Олега Ясинского “А был ли “матч смерти”? Авторы доказывали, что “матчем смерти” могла оказаться любая из десяти игр, проведенных динамовцами с немецкими командами. Но расстреляли футболистов не только за игру… 

…В конце тридцатых годов на Центральном стадионе Киева велись большие строительные работы. К началу лета 1941 года они подходили к завершению. Власти города приняли решение о торжественном открытии центрального стадиона в воскресенье, 22 июня 1941 года. Об этом было сообщено областям Украины и Москве. Киевский горисполком принял постановление назвать центральный стадион именем Хрущева. Накануне, 21 июня, в Киев приехало много людей со всех уголков республики и страны. В день открытия должны были выступать творческие коллективы, артисты. Из Москвы прибыли футболисты ЦДКА для участия в матче с киевским “Динамо” на новом футбольном поле. 

Александр Скоцень, бывший футболист киевского “Динамо”, выступавший за команду в 1940—1941 годах, написал и выпустил в Канаде книгу “Львівський “батяр” у київському “Динамо”, в которой вспоминал те события: “Спортивный Киев жил торжественным открытием стадиона, и мы старательно готовились к игре с небезопасными армейцами Москвы. Еще в пятницу были проведены последние тренировки, сделаны замечания по тактике игры. В воскресенье мы должны были собраться на теоретические занятия в 10 утра. В 12 должен был состояться торжественный обед, а после — осмотр нового стадиона и ознакомление с футбольным полем…

В воскресенье, 22 июня 1941 года, ранним утром нас разбудили глухие, резкие взрывы. Сначала один, а за ним второй, третий. Дом, в котором мы жили, несколько раз сильно встряхнуло, зазвенели оконные стекла. Через минуту это повторилось, и вдруг все затихло. В доме уже не спали… 

В 10 часов у ворот стадиона я встретил Варновицкого. Он выглядел очень испуганным. “Саша, беда, беда! Война! Немцы напали на нашу страну!”. Этой же ночью бомбили наши города, железнодорожные станции и наш Киев. Бомбы попали в цеха завода “Большевик” и на дома Подола. 

На стадионе собрались все спортсмены. Теперь лишь один вопрос их беспокоил: состоится ли матч? Все ждали выступления Молотова. После его выступления нам по радио сообщили, что открытие стадиона переносится. Послышались голоса о мобилизации, боевые возгласы в адрес невидимого врага”.

…А в 1935 году в Киеве был построен хлебозавод №4. 3а рубежом купили необходимое оборудование. Днем и ночью работали четыре печи. Завод был предназначен для выпечки хлеба, булочек, бубликов, печенья, тортов и различных макаронных изделий. В 1941 году, когда немцы заняли Киев, хлебозавод продолжал выпекать хлеб. Оккупанты, естественно, оставили завод работать. Однако через пять месяцев здесь произошло ЧП. В огромном чане с тестом нашли много битого стекла. Мастер цеха быстро доложил директору хлебозавода. Тот, недолго думая, вызвал гестаповцев, и всю смену рабочих собрал у своего кабинета. Возле входных дверей стояли немцы, в директорский кабинет вызывали по одному. Допрос шел больше двух часов, но ничего не дал. И тогда пятеро рабочих были расстреляны прямо у стен заводского склада. Это случилось 27 февраля 1942 года. 

После расстрела директор хлебозавода стал искать людей на их места. Его осенила мысль поискать рабочих на рынке. В Киеве в то время работал огромный Галицкий рынок, который в народе называли еврейским базаром, или “Евбазом”, где продавалось все — от иголки до лошади с телегой — и куда приходили и в поисках заработка. На “Евбазе” директор завода (он, как и все киевляне, был болельщиком киевского “Динамо”) встретил бывшего динамовского вратаря Николая Трусевича, торговавшего зажигалками, сделанными из патронных гильз: из-за отсутствия спичек они были огромным дефицитом. Из непринужденной беседы директор узнал, что Николай выбрался из концлагеря и сейчас живет случайными заработками. Также директор узнал, что Трусевич до переезда в столицу окончил пищевой техникум в Одессе и работал на местной кондитерской фабрике. Это и предопределило дальнейшую судьбу вратаря: директор предложил ему собрать оставшихся в Киеве динамовцев и прийти работать на хлебозавод. 

В начале марта 1942 года Трусевич пришел на завод и привел бригаду своих бывших одноклубников. В цехе работать они отказались, и работа им досталась не из легких: возили и разгружали уголь, дрова, муку. Однако директор предоставлял возможность футболистам немного подкормиться и поправить свое здоровье. Как оказалось, не зря. Недалеко от хлебозавода находился небольшой стадион “Зенит” (сейчас “Старт”), который принадлежал заводу им. Петровского. В 1941 году завод был эвакуирован, стадион пустовал, и директор хлебозавода его “приватизировал”. По воскресеньям сюда приходили Трусевич и другие футболисты “поработать с мячом”. Так и образовалась команда “Старт”. Вскоре о тренировках узнал Георгий Швецов, тренер команды “Рух”, созданной при оккупационном штадткомиссариате, и предложил футболистам “Старта” сыграть. “Старт” предложение принял.

Так 7 июня матчем между “Рухом” и “Стартом” в оккупированном Киеве был открыт футбольный сезон 1942 года. Афиши о предстоящей встрече на двух языках, немецком и украинском, были развешаны по всему Киеву. Матч был разгромным для футболистов “Руха”, которые еле уползли с поля. Результат — 2:7 в пользу бывших динамовцев. Дальше они только подтверждали свое спортивное преимущество. Во втором матче “Старт” со счетом 6:2 разгромил сборную венгерского гарнизона, а в третьем — сборную немецких артиллеристов со счетом 11:0. В последующих шести матчах игроки “Старта” по очереди и в матчах-реваншах тоже победили своих соперников: команду украинских националистов “Спорт”, тех же венгров, сборную немецких железнодорожников. А в десятом, последнем, матче 16 августа 1942 года “Старт” вновь встретился с “Рухом” и разгромил его со счетом 3:0. Этого тренер “руховцев” Швецов уже не простил и “доложил” в гестапо, что до войны многие “стартовцы”, бывшие динамовцы, состояли в штате НКВД (“Динамо”, как известно, было создано этим министерством). В начале сентября все бывшие динамовцы, работавшие на хлебозаводе, во главе с Трусевичем были арестованы и помещены в концлагерь, находившийся на Сырце.

Там судьба и свела их с моим отцом Христофором Кондратьевым, тоже брошенным в сырецкий концлагерь. Старшина милиции Кондратьев находился на фронте с первых дней войны, попал в окружение, из которого сумел выбраться и добраться в Киев. Сначала работал дворником, потом по совету секретаря подпольного райкома партии Александра Пироговского устроился водителем начальника хозчасти гебитскомиссариата штурмбанфюрера Кауфмана. Последний раз я видел отца на Рождество 1943 года: он попрощался с семьей и отправил ее в село к родственникам в Винницкую область. А когда в феврале 1943 года была утеряна сумка с немецкими гражданскими и военными документами, Кондратьев был арестован гестапо и после месяца безрезультатных допросов отправлен в концлагерь.

…В апреле 1943 года партизаны отряда Юрия Збанацкого добыли секретную немецкую карту, на которой указывалось размещение важных немецких объектов в оккупированном Киеве. Карта попала в Москву, в ставку Верховного Главнокомандующего, и Сталин отдал приказ провести ночную бомбардировку указанных целей. В ночь с 10 на 11 мая 1943 года советские бомбардировщики под руководством киевского летчика-штурмана Сиволапенко Павла Федоровича бомбили Киев. Сиволапенко до войны жил в Пирогово и хорошо знал город, улицы, места и объекты, которые были отмечены на карте, и летчики бомбили прицельно, конкретные дома. Но в Киеве, и особенно в Дарнице, все равно пострадало много киевлян.

В Берлине было сообщено немецкому командованию об этой бомбежке Киева, в результате которой погибли два генерала, несколько полковников, младшие офицеры. Погибло и много венгров, составляющих гарнизон, так как бомбы попали в те дома, где они находились. Раскопки руин после этой бомбежки длились пять суток. Ее жертв хоронили 15 и 16 мая. По свидетельствам очевидцев, это было страшное зрелище. Перед университетом вся площадь была заставлена гробами погибших от бомбежки. От гроба к гробу двигались священники, отпевая души погибших, а вокруг расстилалось людское море. Колонны грузовых автомашин и подвод медленно двигались к местам захоронения: часть — на Лукьяновское кладбище, а часть — к Аскольдовой могиле. В Дарнице на кладбище тоже состоялись массовые захоронения людей, погибших от бомбежки 11 мая.

Гитлер, разумеется, отомстил Сталину по-своему. Он приказал расстрелять военнопленных в концлагерях. Утром 17 мая 1943 года на Сырце в концлагере были расстреляны более трехсот заключенных. Среди них — бывшие динамовцы Николай Коротких, Иван Кузьменко, Алексей Клименко, Николай Трусевич и мой отец Христофор Кондратьев. Они же были из одного “ведомства”… Это и стало ответом на бомбардировку Киева…

По-разному сложились судьбы футболистов команды “Старт”. В советской прессе на протяжении шестидесяти лет ни разу не было упомянуто, что в этих “матчах смерти” играли в разных встречах семнадцать футболистов команды: Трусевич, Клименко, Свиридовский, Сухарев, Балакин, Гундарев, Гончаренко, Чернега, Комаров, Коротких, Мельник, Путистин, Тимофеев, Тютчев, Ткаченко, Кузьменко и Сотник. Из арестованных на хлебозаводе в 42-м четверых расстреляли. Еще двое — нападающий Макар Гончаренко и защитник Михаил Свиридовский — долго не знали правды о четырех своих расстрелянных на Сырце товарищах, так как работали в тюремной котельной. Во время бомбежки Киева 11 мая 1943 года они воспользовались паникой охраны и бежали. А форвард Комаров помогал гестаповцам “разбираться” с игроками команды “Старт”, и когда фашисты отступали из разрушенного Киева, сбежал вместе с ними…

…Сегодня многие задают вопрос: почему-де всех устраивала ложная информация о расстреле футболистов киевского “Динамо” за победу над немецкой командой “Люфтваффе”? Но для меня гораздо важнее другие проблемы: почему, например, руководство “Динамо” не проявило желания узнать о раскопках на Сырце и не помогло в увековечении памяти погибших? Но даже это не так важно — обошлись сами. Поэтому думаю, что время все расставит по своим местам. Историю обмануть нельзя. А она свидетельствует, что киевские динамовцы были неотъемлемой частью народа и вместе с ним разделили его участь. И славную, и горькую…