Лет сто назад зодчий Владимир Николаев был известен буквально каждому киевлянину. В старом Киеве нелегко найти улицу, на которой он не построил хотя бы одно здание. Памятник Богдану Хмельницкому и Филармония, Владимирский собор и Оперный театр, трапезная Лавры и Музей русского искусства, особняки в Липках и Покровский монастырь — все эти украшения нашего города так или иначе связаны с именем академика архитектуры Николаева.

 

ПЕРВЫЕ ШАГИ

Выпускник российской Академии художеств Николаев мог бы долго работать в Петербурге, если бы не случайность, которая свела его с нашим городом. Так вышло, что именно к нему через год после окончания академии обратился инженер Алексей Термен, технический директор нового киевского пивного завода, предложив взяться за строительство заводских корпусов.

В мае 1872 года зодчий прибыл в Киев. Поставьте себя на место 25-летнего «молодого специалиста», который должен был самостоятельно спроектировать и построить солидное даже по нынешним временам предприятие. Вот что вспоминал сам Николаев: «… В одно лето уложено было до четырех с половиною миллионов (штук) кирпича, и если в этой работе и мало можно найти художественных сторон, то в техническом отношении это была хорошая школа, как по громадности сооружений каменных, так еще главнее по грандиозности земляных работ, где приходилось для устройства ледников (холодильных помещений. — М. К.) врываться в гору и вести нелегкую борьбу с массой стремившихся подземных ключей, причем вся распорядительная техническая сторона дела всецело лежала на мне». Однако архитектор справился. Насколько успешно — об этом можно судить по тому, что заводские корпуса и сегодня стоят на нынешней улице Фрунзе, 41 и используются по назначению.

Видя в перспективе обширное поле деятельности, молодой зодчий остался в Киеве. Год спустя занял должность городского архитектора. Еще через два года принял и обязанности архитектора Киевской епархии. Здесь его ждало новое испытание. Николаеву поручили спасать Владимирский собор. Еще в начале его строительства треснули арки и своды. Недостроенный храм десять лет стоял и разрушался. Малейшая оплошность или ошибка в расчете могла привести к падению. Но за Николаева поручился его учитель — питерский профессор Рудольф Бернгард, ведущий инженер-строитель империи. Собор был успешно достроен. За что архитектора Николаева наградили крестиком святого Владимира, что автоматически дало ему право на потомственное дворянство.

 

ЧТО ДРУГИЕ НЕДОСТРОИЛИ — ОН ДОСТРОИТ!

В Киеве считали, что Владимиру Николаеву по силам решение любых задач. Во многих случаях к нему обращались, когда просто не на кого больше было рассчитывать. И он выручал. Так случилось, например, с памятником Богдану Хмельницкому. На помпезный проект скульптора Микешина не хватило денег, однако мириться с недостроенным монументом посреди Софийской площади городские власти не желали — близился юбилей Крещения Руси. Никто из архитекторов не хотел связываться с безнадежным делом, — а Владимир Николаев согласился, причем не потребовал гонорара. В итоге именно его проект определил окончательный вид популярнейшего памятника. Николаев даже ухитрился выкроить нужную сумму для окружения бронзового Богдана красивыми чугунными фонарями.

В другой раз, при возведении Городского (Оперного) театра, автор проекта — петербургский академик Шретер — отказался руководить строительством. И вновь пришлось обращаться к Николаеву. И вновь он выручил, хотя нажил массу неприятностей: за время строительства резко выросли цены на стройматериалы, уложиться в смету не удалось, и не в меру пылкие ревнители городских интересов тут же обвинили исполнителя работ Николаева в разбазаривании городских средств…

Опыт Николаева пригодился при строительстве благотворительных учреждений, где дешевизна оформления была естественным и необходимым условием. Но тот же зодчий мог раскрыться как незаурядный мастер эффектных фасадов, блестяще декорированных интерьеров. Так было, когда Николаев строил многоэтажные доходные дома для состоятельных заказчиков, шикарные особняки сахарозаводчиков — такие, как на Грушевского, 18 или на Банковой, 2. Так было, когда он возводил православные храмы, напоминавшие Софийский собор в Константинополе.

Естественно, из сотен его построек далеко не все претендовали на уникальность: смешно сопоставлять палаццо и ночлежку. Однако об уровне таланта следует судить не по «среднему арифметическому», а именно по лучшим, классным работам. Их у Владимира Николаева вполне достаточно. Именно он сыграл заметную роль в том, что Киев принял новый, европейский вид.

 

ВОСПИТАТЕЛЬ ТАЛАНТОВ

Зная немыслимые объемы построек, осуществленных Николаевым, трудно сообразить, откуда у него бралось время на общественную деятельность. Между тем он оказался признанным лидером киевской творческой интеллигенции. Организовывал клубные собрания, выставки, концерты. Преподавал. Решал местные проблемы на заседаниях городской думы. Воспитывал четырех сыновей (старший из которых, Ипполит, пошел по его стопам, также став киевским городским архитектором).

Доходило до юмористических эпизодов. Однажды (дело было в 1904-м) директор Киевского художественного училища получил письмо от председателя популярного в городе клуба интеллигенции — Литературно-артистического общества. Председатель сообщал, что общество оказывает материальную помощь одному из воспитанников училища, внося причитающуюся с него плату за право обучения. На первый взгляд, в этом нет ровно ничего особенного. Но хитрость в том, что и директором училища, и председателем Литературно-артистического общества был… Владимир Николаев. Иными словами, упомянутое письмо он написал сам себе, чтобы иметь оправдательный документ в финансовой отчетности.

Этот эпизод показывает и отношение Николаева к подопечным. Художественное училище за короткое время воспитало целую плеяду талантов — Богомазова, Петрицкого, Архипенко, Кавалеридзе и десятки других. Когда у способных воспитанников возникали проблемы, директор никогда не отказывал в помощи. Он писал прошения меценатам о материальной поддержке учеников, находил для них заработки, уговаривал чиновников предоставить приезжим право жительства. Недаром на его смерть один из учащихся отозвался в газете: «Тысяча осиротевших юношей не могут забыть того, кто так ревностно заботился о них, помогал им словом и делом. Своею мощною рукою он всегда являлся защитником там, где угрожала опасность кому-нибудь из нас. Он любил свою школу и ее питомцев. Он зародил в душе каждого из нас любовь к делу»…