Под опекой гетмана

До пожара 1811 года, разорившего весь Подол, подворье располагалось севернее Братского монастыря, возле церкви Воскресения. Межигорский монастырь запорожцы считали своим войсковым и там в присутствии архимандрита решали важные вопросы. Небезынтересна и сама история создания монастыря. Как гласят источники, в XV столетии несколько иноков, убегая от свар, происходивших в тогдашнем Киеве между его правителями, и частых набегов врагов, пришли на это место и вырыли в одном из холмов пещеры. А спустя время построили малую деревянную церковь Святого Николая. Постепенно появлялись новые послушники и монахи, Межигорский наполнялся народом. Уже в начале XVI века он был обжит и хорошо устроен. Богдан Хмельницкий, посетив Межигорский, выделил средства и стал его ктитором (старостой). Разросшийся монастырь владел прекрасными виноградниками и фруктовыми садами.

 

Бурный XX

Несмотря на то что застройку улицы Межигорской начали в конце XVIII века, современное свое название она получила только в 1869 году. В путеводителях по Киеву, выпускавшихся в начале прошлого века, улица разделялась на две части. Та, которая шла от Контрактовой площади до Нижнего и Верхнего Валов, считалась более цивилизованной и приглядной — и совершенно справедливо. Там стояли красивые большие дома с канализацией, был улучшенный тип мостовых. А вот северная часть Межигорской (за Валом) выглядела совсем иначе. Населяли ее бедняки и неимущие семьи рабочих. Грязь, жалкие лачужки, осевшие в кучах навоза, заполонившего улицы и усадьбы, – такая там царила картина. В непролазной грязи копошились дети нищеты, а рядом с ними нежились свиньи… Все это наблюдали пассажиры трамваев, кативших по Межигорской из европейски изящного центра на отдых в лес Пущи-Водицы. В начале ухоженной части улицы располагался дом №1, построенный в 1817 году. Его еще называли Контрактовым — из-за того, что в нем заключали контракты на оптовую куплю-продажу товаров, оформляли кредитные операции, брачные договоры, выплаты приданого и завещаний. В этом же районе зимой ежегодно проходила знаменитая Контрактовая ярмарка.

В соседнем доме №2 размещался построенный в 1933 году Дом культуры пищевиков.

А дом № 5 известен тем, что там родились и некоторое время проживали братья — писатель М.Е.Кольцов (1898 — 1940 гг.) и художник Б.Е.Ефимов (родился в 1900 г.). Михаил Ефимович Кольцов, переселившись в 1920 году в Москву, стал основателем и редактором журнала «Огонек», а также членом редколлегии газеты «Правда». В 1940-м его расстреляли по обвинению в антисоветской и террористической деятельности, а в 1954 году посмертно реабилитировали. Его брату, художнику-карикатуристу Борису Ефимовичу Ефимову, повезло больше. Он пережил репрессии и лихолетье и 28 сентября 2005 года отметил свое 105-летие. Сегодня художник Ефимов — лауреат Государственных премий, академик Российской академии наук. Проживает в Москве.

 

Баржи, которые никуда не плыли

После революции Межигорская, как и многие другие места столицы, утратила свое имя. С 1920-го по 1950-й ее именовали улицей И. Переца. Впрочем, на большее строителей коммунизма не хватило, и даже после войны Межигорская по-прежнему была застроена все теми же доходными домами, правда, не такими респектабельными, как прежде. Во дворы таких домов попадали через арки-дуги проездов (подворотен). Там красовались деревянные уборные, в которые жутко было заходить, и крытые толем сараи, где хранили дрова, уголь и всевозможный хлам. Над аркой обычно помещалась коморка дворника с низким потолком. Кроме того, в здании имелись подвалы и полуподвалы, набитые жильцами в целях уплотнения. Впрочем, в этих местах люди ютились и в деревянных бараках, и даже на баржах, пришвартованных к берегу Днепра. А воду для приготовления пищи брали прямо из реки: прокипятили и порядок! Двери многих хибар выходили прямо на улицу. Их проемы были вечно завешены марлей от назойливых мух, ос и комаров, которые тут вились тучами.

 

От дельца остался Клад

Скрашивали быт советских трудящихся, пахавших в то время по шесть дней в неделю, многочисленные деревянные киоски, стоявшие в конце каждого квартала. Застекленные с трех сторон, они закрывались ставнями на металлических штабах. В них наряду с невзрачным ассортиментом продуктовых товаров отпускали бочковое пиво. Трубка с краником возвышалась над бочкой, а сбоку был прикреплен насос для подачи воздуха. При легком нажатии на насос пиво, по законам физики, поступало через открытый краник в подставленную кружку. Еще в киоске держали чайник, в котором в холодное время пиво подогревали на примусе (позднее — на электроплитке). Хозяин киоска, зная вкус каждого своего покупателя, подавал напиток нужной температуры. Трудовой люд награждал каждый киоск отдельным уважительным названием: «У Ханохи», «У Бродского», «У тети Паши», «У Сени» и т.п. Была радость и детишкам: на Межигорской прямо из окон-прилавков торговали газированной (зельтерской) водой, с сиропом и без. А на углу с улицей Еленовской стоял дом № 62 — так называемый дом Шнаранта (фамилия бывшего хозяина). Он был знаменит тем, что в нем снимали временную жилплощадь торгаши. Там заключались сделки насчет купли-продажи оптовых партий товаров и останавливались разношерстные аферисты. Именно поэтому впоследствии слово «шнарант» (исконно киевское, как и слово «босяк») стало олицетворять авантюриста, прохиндея, нечистого на руку дельца. Когда дом Шнаранта сносили, в стенах нашли тайники с деньгами, расписками, а рабочие обнаружили в подвале шкатулку с золотыми монетами. Другая сегодня Межигорская, другие и люди. Несмотря на серые будни, прежде и радость и горе были общие. А сейчас на лицах прохожих – скука и равнодушие, невзирая на красивую рекламу и забитые едой и вещами прилавки.

Виталий БАКАНОВ.

 

АНЕКДОТЫ С ПОДОЛА:

1. – Скажите, как добраться на Межигорскую, 60?

— Сядете на 19-й трамвай и проедете три остановки.

— Спасибо. 1-й трамвай, 2–й трамвай, 3-й…

2. В скверике на Подоле.

— Чего сидим просто так? Давай выпьем винца, что ли?

— Хорошо, иди купи.

— Ну нет, так нет!

3. На одном из перекрестков Межигорской собралось много народу.

— Почему столько людей? Что случилось? – спрашивает прохожий.

— Ничего, но каждый хочет убедиться в этом лично.