Тяжелая утрата недавно постигла все прогрессивные круги коренных киевлян: навсегда закрылся знаменитый “Оксамит” на Прорезной. Названный когда-то в честь марочного вина “Оксамит України”, а в народе прозванный “Три ступеньки”, это был самый старый из сохранившихся до наших дней киевских генделыков.
Благодаря удачному расположению, заведение, несмотря на малое количество мест, было весьма популярным. Мало того, местные завсегдатаи в один голос утверждали: если бы кто-нибудь дал себе труд записывать всех известных людей, посетивших сии гостеприимные стены, то дом был бы сплошь покрыт мемориальными досками под самую крышу.
Сам по себе факт закрытия популярного места встреч киевской интеллигенции еще не был бы столь фатален, если бы не знаменовал собою грустной тенденции: Киев теряет неотъемлемую часть того, что создавало его неповторимую атмосферу, незаметную с первого взгляда, но чувствительную для тех, кого можно назвать киевлянами в высоком смысле слова.

Клубы по интересам
Слова “генделык” не найдешь ни в одном словаре, тем не менее оно хорошо знакомо всей Украине, от Ужгорода и Черновцов до Харькова и Донецка. Очевидно, производное от польского “handel” (“торговля”), это слово в Украине приобрело особый оттенок смысла: не просто торговля, а популярное, недорогое и доступное заведение общественного питания.
Киевские генделыки, как правило, особенным изыском не отличались, как, например, аналогичные заведения во Львове. Преимущество их в глазах киевлян заключалось в другом. Генделык был самым доступным клубом по интересам, тем более что интерес, объединяющий его посетителей, действительно, довольно популярен. Но не стоит думать, будто все сводится только к элементарному потреблению спиртных напитков и закусок.
Можно просто выпить, можно поесть, а есть специфическое национальное понятие “посидеть”, которое включает и два предыдущих, но намного шире, поскольку подразумевает также задушевное общение. И киевские старожилы, с тоской в голосе поминая очередной почивший генделык, как правило, жалеют не какой-то особо исключительный интерьер или выдающееся качество напитков. Они вспоминают время, весело проведенное в застольной беседе.
В том, что кафе — не только место принятие пищи и напитков, но также и место общения, кажется, сомнений нет. Вспомним знаменитые парижские кафе для бедных студентов и богемы, где творили Ремарк, Хемингуэй и многие другие знаменитости… Наши генделыки хуже тамошних только тем, что находятся не в Париже.
При СССР генделык был своеобразной “нейтральной полосой”, местом, где мирно встречались разные идеологии, разные модели жизни. Тотальный советский идеологический прессинг порождал три возможных модели поведения.
Представители советской партноменклатуры делали вид, что принимают на веру все предлагаемые им идеологические постулаты, а истинные взгляды скрывали даже от самих себя, пока они вовсе не отмирали за ненадобностью. Люмпены интуитивно чувствовали, что их “разводят”, но в качестве форм протеста могли предложить только повальное пьянство и разнузданную дикость поведения. Интеллигенция же выбрала путь духовного сопротивления, лелея под тонкой коркой социалистического сознания свободу мысли и духа. Местом проявления этой свободы, в ожидании лучшего, и был генделык.
Освобождение настало, но… места прежнего душевного расцвета, после кратковременного ренессанса, начали закрываться с ошеломляющей быстротой.

Из офиса — в офис
Слепо копируя у развитых стран внешние атрибуты рыночного общества и не задаваясь вопросом их совместимости с национальным менталитетом, мы преуспели в создании социума, непригодного для жизни. Теперь имеем все основания говорить о засилье “офисной культуры”, в которой человек постоянно обязан говорить не то, что думает, и делать не то, что хочет. При этом отрезаются возможности искренне выразить свое отношение к окружающей обстановке и людям. Если вы еще и в браке по расчету, то дефицит общения становится вообще фатальным.
Доходит до того, что серьезные люди вынуждены нанимать проституток только для того, чтобы хоть с кем-нибудь поговорить по душам. Честное слово, это не выдумка, а горькие реалии сегодняшнего дня. Кстати сказать, совсем не плохой выбор: хорошие — как правило, хорошие психологи, без знания азов психологии в этой профессии вообще делать нечего.
Трудно сказать, как относится к дефициту общения молодое поколение, рожденное уже в такой обстановке: может быть, они и не представляют, что можно жить как-то иначе. Другое дело — поколение под сорок и старше, лелеявшее мечту о духовном ренессансе постсоветского общества, но в результате оказавшееся в этом самом обществе — словно в безвоздушной среде.
Ведь в советские времена, несмотря на весь идеологический прессинг, обстановка в советских конторах и НИИ была в основном терпимой: экономя на зарплате интеллигенции, государство взамен одаривало ее определенной, строго отмерянной степенью свободы. Например, на те же разговоры в генделыках самые строгие ревнители социалистической идеологии смотрели сквозь пальцы — понимали, что народу нужна отдушина. Теперь же к офисной системе на работе добавляется та же офисная система досуга. Вплоть до интерьера модного заведения, который полностью повторяет опостылевший офис.
В генделыке запросто можно было завести разговор с незнакомым человеком. Именно потому, что этот разряд заведений предполагал общение, генделыку нет альтернативы среди других заведений общественного питания. Фаст-фуд для этого явно не подходит: это всего лишь цех по приему пищи и ничего более. Конечно, если ты там слегка задержишься, тебе поначалу ничего не скажут, но захочется ли задерживаться, когда вокруг — конвейер?
Так что существование генделыков, и особенно в последние годы, приобрело моральное, если угодно, мировоззренческое значение. Они под предлогом чашки кофе, рюмки и нехитрой закуской объединяли людей, которые не принимали активно насаждаемого культа индивидуализма и искали хотя бы крошечную возможность для общения и самовыражения.

Экономика навыворот
Кажется, никто на словах не будет спорить с тем, что в рыночном обществе каждая его социальная прослойка имеет право на определенный минимум товаров и услуг соответственно своим доходам. Но фактически с этой точки зрения, массовое закрытие генделыков и столь же массовая перестройка их на заведения иного сорта (иногда — с очень незначительными отличиями, не считая цен) — это грубое нарушение названного принципа.
На примере судьбы генделыков мы наблюдаем одно из проявлений общей тенденции “вымывания” доступных по цене товаров и услуг куда-то за пределы цивилизованного рынка. Теперь альтернатива бутику — не общедоступный магазин, а базар, точно так же альтернатива никелированному кафе-офису — уже не генделык, а… скамейка в парке!
Можно, конечно, возразить, что генделыки отмирают потому, что у населения растет уровень доходов и оно теперь может себе позволить более респектабельные заведения. Но это аргументация на уровне государственного чиновника, а не объективного наблюдателя.
Ведь большую часть формально растущих доходов съедает растущая еще быстрее инфляция. К тому же особенность нынешней инфляции в том, что она сильнее всего ударяет по наименее обеспеченным слоям населения. Более 60% своих скромных доходов эти люди тратят на продукты питания, а они как раз подорожали больше всего.
По последним данным, среди наиболее малоимущих слоев населения инфляция, рассчитанная по уровню потребления, превышает 40%. Мало того, из-за той же инфляции малоимущих объективно должно становиться больше!
И уж очевидно, что при нынешней экономической ситуации численность среднего класса (не в западном понимании, а со средними по Украине доходами) не может превышать численность тех, у кого эти доходы ниже средних. Пускай у нас уже не 90% малоимущих, а 80, но вряд ли меньше, с учетом последних тенденций, когда рост расходов превышает рост доходов. Между тем, соотношение численности общедоступных и дорогих заведений не просто обратное, а многократно обратное — примерно 1 : 20. Это хорошо заметно вечером: достаточно посмотреть, какие из них — полупустые, а какие — переполненные, чтобы составить мнение об уровне цен в каждом из них.
Можно заметить, что не все вновь открытые заведения — дорогие. Например, сети всяческих “фаст-фудов”. Но это смотря что с чем сравнивать. Например, в некоторых фаст-фудах еще можно худо-бедно пообедать за 30 гривен. Это вроде бы недорого — за один раз. Но если взять в привычку обедать там каждый день, то за месяц придется выложить ровно половину зарплаты среднестатистического киевлянина. А ведь нужно еще и ужинать… Вот и получаются те самые более 60% заработка, затраченные на еду, которые являются признаком малоимущего человека!

Приют для манекенов
Даже непризнанные гении — не все сплошь патологические зануды и полусумасшедшие. Редко, но все же встречаются среди них и действительно непризнанные гении. Вообще творческая интеллигенция разделилась на две неравные части, подобно тому, как ныне разделилось все общество по законам “дикого капитализма”. Малая часть создала себе статус “небожителей”, которых простой смертный может созерцать разве что на отрезке от машины до дверей. Другие не видели удовольствия в постоянном общении с одним и тем же кругом изрядно надоевших лиц и могли временами (или постоянно!) позволить себе “выход в народ”. Для этого служил все тот же генделык. И сейчас некоторые чудом сохранившиеся заведения этого сорта по старой памяти посещают люди, у которых хватило бы денег купить все означенное заведение. И ходят они именно сюда, а не куда-нибудь “покруче”, не по финансовым мотивам, а скорее по мотивам духовным.
Что же касается тех “небожителей”, которые в народ идти не хотят — что ж, это их право. Собственно, нет ничего плохого в том, чтобы более достойная часть общества пользовалась большим признанием, имела большие доходы и возможность их потратить. Но лишь в том случае, когда это разделение действительно происходит по способностям, а не по критериям, намного более низменным: нахальству, пронырливости, беспринципности… Именно “элита”, образовавшаяся в соответствии с этими критериями, и старается отгородить себя от народа, в том числе и стенами элитных заведений.
А только ли “элита” посещает “мажорные” заведения? Все же основной контингент их посетителей, достойный сожаления, — это жертвы моды. Реклама, глянцевые журналы, популярные кумиры толпы активно внушают массе, что бедным быть не модно и не престижно, призывают бездумно тратить деньги, не задумываясь, что сперва нужно откуда-то их взять.
Настойчивость, с которой это внушается, заставляет людей со средними (по украинским меркам) доходами терять чувство меры, выходить за рамки своей социальной прослойки и впадать в крайности. Человек не может отказаться от посещения “за компанию” дорогого кафе, даже зная, что завтра будет экономить на самом необходимом. Любопытно, что те, с кем он идет в кафе, сами в таком же положении, но вслух никто из них в этом не признается…
Если ты не годишься для демонстрации моделей из ближайшего бутика, то не представляешь интереса для поставщиков дорогих товаров и услуг. Так наше общество становится закрытым, лицемерным и все больше напоминает блестящую витрину, предназначенную для манекенов, а не живых людей.

Лесь Подервянский, художник, писатель:

Когда из многообразия видов исчезает какой-то зверь — потеря этого зверя невосполнима. Наличие слона никоим образом не компенсирует того, что исчез какой-то мелкий мышевидный грызун или редкий вид дельфина. С исчезновением генделыков — то же самое. В Киеве остались заведения однотипные, унифицированные, пластмассовые, мертвые, неинтересные. Эта тенденция очень противная и, может быть, общемировая тенденция. Но я все же думаю, что это тенденция киевская. Я ездил по разным странам и знаю много роскошнейших генделыков, например, в Нью-Йорке, а Нью-Йорк, между прочим, не самый последний город на этой земле.
В любом нормальном городе можно найти живые места. Просто я не уверен с некоторых пор, что мы живем в нормальном городе. У нас скоро не останется ничего, кроме “Козырной карты” и подобных сетевых заведений, а еще псевдонародных ресторанов с той или иной степенью этого идиотского пафоса. А настоящих живых мест, куда можно пойти, у нас не будет — и вот это жалко. Потому что в живые места ходят живые люди, там происходит реальная жизнь.
Так погибла моя “Аляска”, которая была возле моей мастерской. Туда заходили нищие с Байкового кладбища. Нищие присутствовали на похоронах знатного бандита и плакали — за это им швыряли баксы. И вот они приходили и говорили: “Алка, сто котлет!”.
Было на что посмотреть, понимаешь! Это была не просто наливайка, там можно было неплохо поесть — пельмени, котлеты. Но погибла “Аляска”, накрылся и генделык возле вокзала, и “Чебуречная” на Межигорской.
Публика там была великолепная — приходишь, и первым делом видишь двух матросов, которые едят борщ. Во-вторых, ты видишь пьяную проститутку, нетрезвую и немолодую, которая с ними кокетничает. В-третьих, там сидит несколько бомжеватого, хотя и аккуратного вида старый джентльмен, у которого из кармана пиджака торчит томик Германа Гессе. Около него — дама в синем платье с блестками. Она на одной ноге, с костылем. Перед ними стоят два стакана водки, и они задумчиво о чем-то беседуют. Но настоящий брильянт этой компании — прекрасный старый негр, шариковой ручкой размешивающий чай в пластмассовом стаканчике. Он раскачивается в такт внутренней мелодии: “Джамбо, джамбо, бвана”. Одноразовый стаканчик мелко дрожит от страсти. Над ними висит портрет Тараса Григоровича Шевченко, сделанный в стиле выжигания по дереву, а в углу торчит старый пыльный фикус. Ну, это же очень красиво!