Он был рассчитан на 470 зрителей, а подмостки этого деревянного сооружения служили для постановок всех театральных жанров, с некоторым уклоном в легкие водевильные комедии. Согласно воспоминаниям очевидцев, интерьеры театра были оформлены в псевдоантичном духе, под крылатым латинским девизом “Смех очищает нравы”.
Театр Меленского беспощадно снесли, соорудив на его месте гостиницу “Европейская”. Второй городской театр Киева открылся в 1856 году, на пересечении Большой Владимирской и Кадетской – нынешней улицы Богдана Хмельницкого. Здание на 850 мест спроектировал академик архитектуры И.В.Штром. В этом театре – полноценной киевской Опере, выступали выдающиеся певцы с мировым именем – Федор Шаляпин, Леонид Собинов, Баттистини, Руффо, а также драматические актеры – Айра Олридж и Сара Бернар. Среди работавших в театре дирижеров выделялся Сергей Рахманинов, здесь ставил свои оперы Николай Лысенко и нередко бывал Петр Ильич Чайковский. “Феерично! Что касается богатства и изыска и исторической вероятности костюмов, киевский театр не уступает петербургскому нисколечко. При этом он несоизмеримо выше московского”, – говорил он о киевской Опере.
В 1896 году этот театр сгорел во время пожара, случившегося после постановки “Евгения Онегина”. А пять лет спустя, в 1901 году, на его месте открылся новый Театр оперы и балета. Эклектическое по стилю сооружение спроектировал петербуржец, академик архитектуры В.А.Шретер, при участии своего земляка архитектора Николаева. Для этого ему пришлось выиграть Всемирный (ни больше ни меньше) конкурс на лучший проект Киевской оперы.
Впрочем, взыскательные киевляне далеко не сразу оценили красоты здания, которое ныне считается одним из символов Киева. “Внешний вид театра крайне непривлекательный: некрасивое сооружение сидит посреди площади, словно огромная неуклюжая черепаха”, – ворчала в день торжественного открытия Оперного театра городская газета “Киевлянин”.
После сентября 1911 года обыватели посещали здание театра, чтобы посмотреть на место покушения, ставшее роковым для премьер-министра Петра Столыпина. А в 1918 году здесь стреляла в жандармского полковника Новицкого та самая эсерка Каплан – будущий исполнитель покушения на Владимира Ленина.
Через год, в марте 1919-го, на базе Российской оперы, национализированной декретом новых властей, была образована Опера Украинской советской социалистической республики имени Карла Либкнехта. В ее зале публично читал свои стихи приезжавший из Москвы Владимир Маяковский. А в 1939 году Опере было присвоено имя Тараса Григорьевича Шевченко.
После последней реконструкции театр перекрасили в цвета своей оригинальной первоначальной гаммы – светлый беж с элементами темно-зеленого. Кроме того, были достроены запасники театра, закрывшие проход на улицу Лысенко. Таким видим нашу Оперу мы – нынешние киевляне.
“Оперный” Булгаков
Киевская Опера стала одним из первых и самых сильных увлечений Михаила Булгакова. Одного только “Фауста”, свою любимую постановку, он смотрел более сорока раз. Как знать – не этому ли юношескому пристрастию обязаны мы в итоге сюжету будущего романа “Мастер и Маргарита” с его ярко выраженной “фаустовской” подоплекой? Знаменитая опера композитора Шарля Гуно упоминается и в “Белой гвардии”, отразившей киевские театральные впечатления писателя. “Вечный Фауст”, – говорит о ней в своей книге Булгаков, и далее заявляет: “Фауст совершенно бессмертен”.
Уже в зрелые годы, в Москве, Булгаков вместе с художником Михаилом Черемных устраивали мини-концерты на оперный лад, где Михаил Афанасьевич, как правило, выступал дирижером. А также играл на пианино увертюры из любимых опер, в число которых входили “Аида”, “Кармен”, “Гугеноты”, “Руслан и Людмила”, “Севильский цирюльник”, “Травиата”, “Тангейзер”.
Выполняя мужские арии, Булгаков отдавал предпочтение арии Валентина из “Фауста” (к слову, упомянутой в “Белой гвардии” наряду с “Аидой” и популярной тогда оперой “Садко”), эпиталаме из “Нерона” и всем мужским ариям из “Севильского цирюльника”. Кроме того, молодого Булгакова увлекал модный в Киеве Вагнер.
“Он очень любил увертюру к “Руслану и Людмиле”, к “Аиде” – напевал: “Милая Аида… Рая созданье…” Больше всего любил “Фауста” и чаще всего пел “На земле весь род людской” и арию Валентина “Я за сестру тебя молю…”, – вспоминали о писателе его близкие.
Известные оперные образы густо разбросаны по романам, рассказам и пьесам Михаила Булгакова, творчество которого многим обязано старой киевской Опере.
"Внешний вид театра крайне непривлекательный: некрасивое сооружение сидит посреди площади, словно огромная неуклюжая черепаха", – ворчала в день торжественного открытия Оперного театра городская газета "Киевлянин".Так написано в обсуждаемой статье.
В этом высказывании журналиста была известная доля правды,повлиявшая на его оценку общего впечатления,которое произвел на него театр.А разгадка такой оценки состоит в том,что прекрасное,по своей архитектуре здание было втиснуто в ограниченное пространство и,именно поэтому,не смотрелось.Если бы перед фасадом Оперы была большая площадь,как перед аналогичными сооружениями в Европейских страна,или перед Большим театром в Москве,то и впечатление оно производило бы совсем другое.Великолепную архитектуру Оперы невозможно было оценить,стоя вплотную к ней и видя лишь отдельные фрагменты,а не законченную композицию.А рассмотреть здание целиком,с необходимого расстояния, просто было неоткуда.Дворцы,театры и соборы-это величественные злания,имеющие большую площадь застройки и сложную конфигурацию.Их архитектуру и красоту можно достойно оценить только тогда,когда они являются доминмнтой,фокусом,эпицентром окружающей территории и окружающего пространства,особенно со стороны фасада.
Эта аксиома была известна с глубокой древности.Я не знаю истории выбора места посадки Оперы.Отсутствие больших площадей и открытых территорий в центре города,могло заставить архитекторов пойти на такое вынужденное, прагматическое решение.Нелепый дом академиков,посаженный напротив театра,его окончательно "задавил".