Этот полузабытый сегодня сухой закон был введен в июле 1914 года, сразу после начала Первой мировой войны. Действие закона в первую очередь ударило по простонародной публике. Крепкие алкогольные напитки отныне продавались только в ресторациях, куда был заказан вход людям с “несоответствующим” видом. Мещанам приходилось идти на хитрость – за небольшие деньги они брали “напрокат” накрахмаленные белые манишки, каковые предлагались к услугам клиентов в ближайшей от заведения подворотне, после чего проходили “фейс-контроль” на входе в ресторан. А в “чайных” заведениях, в каковые мигом превратились бывшие дешевые рюмочные, рисковали по-прежнему продавать вино и водку для простонародья. Их отпускали клиентам в чайниках под видом чая или же в графинах – под видом кваса. Городовые, коим вменялось в обязанность разоблачать подобные махинации, важно входили в перепрофилированный кабак, деловито пробовали из самовара налитую туда водку, отирали усы, получали “на лапу” мзду от владельцев и, довольные, уходили прочь.


Оборотистые дельцы продавали спирт через аптеки – тогдашний Киев был забит ранеными, и потому получить липовый рецепт на медицинский спирт не составляло труда. Появилась даже специальная “водочная парфюмерия” для внутреннего употребления – уловив массовый спрос, галантерейщики стали добавлять в одеколон больше спирта. Еще одним побочным эффектом сухого закона стало распространение наркомании – повальное увлечение морфием и кокаином буквально охватило пораженную войной страну, что, в частности, нашло отражение в булгаковских “Записках молодого врача”.


Но основная масса жителей тогдашней Украины традиционно “спасалась” простецким самогоном, который стали “гнать” в каждой второй хате. И уже первое исследование последствий антиводочных репрессий, под звучным заголовком “Итоги принудительной трезвости”, за авторством профессора Мендельсона, с тревогой указывало на рост производства “нелегального алкоголя” и массовые отравления некачественной самодельной сивухой. Фактическим последствием сухого закона стал рост спекуляции, коррупции и преступности – все то же, с чем столкнутся США во время знаменитого запрета на алкоголь, который невиданно усилил могущество тамошних гангстеров.


Большевики получили сухой закон в наследство от “старого режима” – хотя, впрочем, в годы Гражданской войны мало кто обращал внимание на законодательство, а самогоноварение достигло в эту эпоху поистине невиданных масштабов. Многие из нас помнят комичные кадры из фильма “Зеленый фургон”, где первые советские милиционеры по запаху определяли, в каких хатах на одесской окраине засели производители запрещенного зелья. Нечто подобное творилось тогда и в разоренном войнами Киеве. Проводя облавы в подольских “шалманах”, сотрудники ОГПУ раскрывали целые подпольные заводы по производству разного рода сивухи, которые являлись весьма значимым фактором для тогдашней, ослабленной войной экономики. Продукция самогонщиков реализовывалась из-под полы на киевских рынках – в первую очередь, на Евбазе, – или в специальных “пьяных” квартирах. Придя на такую конспиративную явку, киевлянин мог напиться до полусмерти, а потом отоспаться тут же, на специально приспособленных топчанах. Причем хозяева гарантировали сохранность вещей своего бесчувственного клиента. Многочисленные банды, действовавшие тогда в киевской округе, использовали самогон в качестве жидкой валюты для своих крошечных “республик”. Таким образом, борьба с самогоноварением приобретала политический характер, а отловленных “самогонщиков” нередко вели под трибунал – что в итоге все-таки снизило масштабы нелегального винокурения.


Однако всего через год после смерти Ленина, который однажды сказал: “Мы будем торговать всем, кроме икон и водки”, советское правительство фактически отменило сухой закон, хотя потребление алкоголя в нашей стране составило в тот год рекордно малые 0,88 литра на человека. Безлимитная государственная торговля алкоголем благополучно просуществовала шестьдесят лет – вплоть до восемьдесят пятого, когда свеженазначенный генсек Горбачев заново наступил на старые грабли царя Николая.


Официальный Киев в то время вовсю боролся с пьянством и алкоголизмом. Ужесточились наказания за распитие спиртного на рабочем месте и в общественных местах. Водку в магазинах выдавали по талонам – раз в месяц и не более двух бутылок в руки, да еще в определенные часы дня, что порождало нешуточные очереди. В качестве компенсации правительство постановило “расширить продажу джемов, варенья и компотов, преимущественно в мелкой расфасовке”. Смешивая все это с ароматным “тройным” одеколоном, стеклоочистителями и тормозной жидкостью, отечественные алкоголики получали самые экзотические коктейли. Особыми мастерами на это были киевские студенты, которые зачастую производили напитки под видом лабораторных химических опытов.


Стенд возле Подольского отделения РОВД украшал плакатный рисунок с зеленым змием, который затейливо выгибался в форме трубки самогонного аппарата. Этот плакат пугал детей почти так же сильно, как рисунки костлявой старухи в саване – атомной смерти, с зонтиком в виде ядерного гриба, кочевавшие по полосам тогдашних советских газет. В ДК водников проходили лекции о вреде алкоголя и собрания общественности, на которых пытались перевоспитать закоренелых подольских пьяниц. А сами пьяницы внезапно полюбили прелести труда на свежем воздухе, регулярно выезжая на село, к бабкам и кумовьям. Именно там, в сараях и на чердаках, подальше от любопытного взгляда коммунальных соседей, производился мутноватый жидкий продукт на основе перегона сахара, зерна, буряка, картофеля и мелясы – черной патоки, расхищенной с колхозных ферм. “Тихари” в штатском нередко отлавливали этих “горожан” на пути домой, с сулеями самогона, припрятанными под картошкой, в рюкзаках и хозяйственных сумках. А наряды железнодорожной милиции штрафовали и ссаживали с поездов тех, кто по привычке пропускал чарочку со своими попутчиками.


Тем временем, с наших столов почти исчезло хорошее марочное вино, а выходцы с юга Украины не скрывали своих слез, рассказывая о массовой вырубке высококачественной виноградной лозы. Вина и коньяки чуть ли не тайком везли из Молдавии, где виноградарство понесло меньшие потери – как основная статья республиканской экономики. Спекулянты-фарцовщики бешено взвинтили цены на традиционные напитки. К примеру, завезенная из Москвы бутылка “Советского шампанского” под Новый год продавалась чуть ли не по цене французских духов.


На безрыбье самогон начали потреблять даже те, кто раньше брезговал этим пойлом. Ценность спиртного в качестве традиционного “магарыча” или подношения “нужным людям” из начальства многократно возросла, открывая широкие возможности для первых оборотистых кооператоров. Многие из них сделали свой начальный капитал именно на нелегальном спиртном – до отмены сухого закона в 1988 году. А впереди уже маячила эпоха “паленого” спирта “Роял”, которым суждено было травиться следующему поколению киевлян.